Когда уже все спали, а я лежал в кровати, глядя в потолок, тишину ночи разрезала пронзительная трель телефона.

Рванулся к аппарату, надеясь, что не переполошу весь дом, сорвал трубку:

— Алло! Медведев у аппарата.

— Владимир Тимофеевич! — раздался в трубке взволнованный голос Газиза. — Красков хотел с собой покончить, чуть успели!

— А ты что, в коридоре разве сидел? Почему не в палате?

— Да вы что! В палате, конечно. Просто отскочил в туалет, буквально на пару минут…

— Эх, Газиз, что ж ты, как практикант какой-то неопытный. Надо было санитарку позвать, пока отлучался.

— Виноват, товарищ полковник. Но есть и хорошая новость.

— Слушаю.

— Красков, чуть не попрощавшись с жизнью, передумал!

— В каком смысле «передумал»?

— Молчать передумал. Заговорил! Да так, что можно было ничего и не спрашивать. Как истеричка, сам так болтал, что не заткнуть. А Даня ведь вчера магнитофон привез — так что все записано, все зафиксировано.

Глава 13

Я бегом бросился одеваться. Позади раздался сонный голос жены:

— Ты серьезно, Володя? Ночь на дворе… Может, подождет до утра?

— Прости, Светик, никак не подождет, — с трудом удалось, сдерживая возбуждение, говорить шепотом. — Ты спи, все нормально… Дело, конечно, очень важное, но не опасное, будь спокойна…

— Ну если ты клянешься, что не опасное… — она снова легла, закрыла глаза и отвернулась к стене.

Как хорошо, что Светлана уже давно привыкла ничего не расспрашивать о работе Медведева. Понимающая и любящая жена, стойко терпящая все эти ночные побудки и прочие неприятные нюансы нелегкой работы мужа.

Натянул рубашку, торопливо застегнул пуговицы. Вместо костюма — джинсы и теплый домашний свитер. Поцеловав жену, обулся, набросил пальто и вышел из квартиры, тихонько притворив за собой дверь.

На лестничной клетке было холодно и темно. Вроде бы и подъезд элитный, но рачительный консьерж, видимо, экономил по ночам электричество. А «умные» лампы с датчиками, реагирующими на движение, придумают еще не скоро. Но спускаться в темноте я не собирался — все-таки нащупал выключатель, врубил свет на лестнице. Каждый шаг по ступенькам гулко отдавался в тишине ночи. Правда, дремавший на своем месте консьерж так и не проснулся, когда я прошел мимо.

Во дворе тоже стояла тишина, только где-то далеко мяукала кошка. Под ногами хрустел наметенный за вечер снег. Ласточка дожидалась у подъезда, тоже засыпанная снегом, а потому пришлось потратить минут пятнадцать, пока расчистил. Прогрел двигатель, поехал, пробираясь сквозь свежий снег, словно не на жигулях, а на арктическом вездеходе. Фары выхватили из темноты заснеженную ночную улицу, без машин и людей.

По пустым московским улицам до больницы доехал быстро.

На ступенях курил санитар. Он меня уже видел раньше, потому, узнав, поздоровался и отступил в сторону, освобождая проход.

В длинном коридоре встретили знакомые лица. Газиз, заметив меня, поднялся с лавки, шагнул навстречу. Соколов продолжил сидеть с закрытыми глазами, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. А Даня Злобин маялся у окна, то открывал, то закрывал форточку, словно не знал, куда себя деть. Все трое выглядели устало, но я знал, что мозги у всех кипят от напряжения.

— Привет, ребята, — поздоровался со всеми троими одновременно.

— Здравствуйте, Владимир Тимофеевич, — парни окружили меня, обступив с трех сторон.

— Кто сейчас с задержанным? — первым делом строго спросил я.

— В палате дежурят майор Карпов и медсестра на всякий случай, — ответил Газиз. — больше такого не повторится…

— Так что там за попытка самоубийства? Рассказывай, Газиз.

Абылгазиев засмущался — ему было невероятно стыдно за свой глупый прокол — и нехотя пояснил:

— Иглой от капельницы пытался расковырять себе вены.

— А перед этим были какие-то признаки, что решится на подобное? Хоть что-нибудь говорил?

— Нет, в том-то и дело, что совсем ничего! Наоборот молчал, как немой. Но врач говорит, что это типичное постстрессовое расстройство у него. Распереживался сильно, потом замкнулся. Что-то там у себя в голове надумал — и в результате выдал неадекватный поступок, попытку суицида.

— Как думаешь, удастся мне теперь с ним поговорить?

— Поздно… — развел руками Газиз. — Он получил успокоительное и дозу снотворного. Теперь до утра спать будет. Но перед этим, спасибо Дане… — он кивнул на Злобина, — я успел включить магнитофон и всё записать.

— Ладно. Давай тогда пока что послушаем запись. Но лучше не в коридоре, пойдемте-ка у дежурного врача спросим, не найдется ли какой свободный кабинет.

Дежурный врач, уже седой, с красными от недосыпа глазами, дремал сидя за столом, положив голову на сложенные руки. Услышав мою просьбу, ответил без колебаний:

— Товарищи, если нужна конфиденциальность, можете занять пока мой кабинет. Я как раз пока собирался проверить одного тяжелого пациента в реанимации.

— Не Азимова случайно? — беспокоясь о состоянии Марса, спросил я.

— Нет, не Азимова., но если так переживаете, то загляну и к нему.

— Спасибо вам, доктор.

Врач ушел и мы остались вчетвером в его маленьком кабинете. Белые стены, шкаф со стеклянными дверцами, закрытыми на ключ, большой деревянный стол, заваленный историями болезни. На столе настольная лампа с почти плоским жестяным абажуром. Штора на окне чуть колыхалась от сквозняка. Старые деревянные окна покрыты трещинами — эпоха стеклопакетов еще наступит не скоро.

Я попросил всех сесть. Даня с Газизом расположились на кушетке, Андрей Соколов опустился на стул. Отодвинув часть бумаг в сторону, я поставил на стол магнитофон и нажал клавишу пуска. Зажужжала лента, и в тишине раздался хриплый голос Краскова.

— Я… майор Красков Павел Сергеевич… являясь штатным сотрудником Первого отдела Пятого управления КГБ СССР… хочу заявить…

Он говорил медленно, делая паузы, будто каждое слово давалось с усилием. Иногда дыхание сбивалось, проскакивал сдавленный всхлип.

— Моя основная работа… состояла в курировании советских научно-исследовательских институтов. В тысяча девятьсот семьдесят пятом… точную дату уже не помню… состоялась моя личная встреча с зам начальника Пятого управления, Маркеловым Иваном Алексеевичем. Он сообщил… что мне