А так же, как воинству помочь. Материально.

Зам воеводы… Я, признаться, не очень понимал его чин, но по факту он был именно замом военной администрации города — представил списки всей служилой корпорации. Сетовал, что многие в Москве уже в рядах воинства, но поскольку семья их здесь, то письма писать можно и вызывать обратно. Не будут же люди тульские, раз чудо такое случилось, против меня-то в рядах этого Васьки Шуйского биться.

Тем более, коли случится такое, город родной штурмовать.

Вообще, как-то за несколько часов авторитет сидевшего на троне… Царя? Авторитет Шуйского сильно упал. Его и цариком местные именовали, и Васькой за глаза, когда не в прямом со мной разговоре, а так, друг с другом.

Это радовало, но будет ли с этого толк?

Царик он там или нет, войско у него большое. Даже если туляки и рязанцы в нем смутятся, «отъедут с боя», как писалось в летописях тех лет, там еще корпус Делагарди. А это — сущие звери. Наемники. Они за монету воюют и, раз слово дали, плату получили, стоять крепко будут. Опыт Клушинской баталии это показал. Вся оборона, судя по источникам, держалась именно на них.

А во главе Шуйские и их люди. Которым как бы терять-то нечего.

Пока это было нужно, оставался я в Туле в кремле, в тереме наместника. Григорий работал. Заходил ко мне во время переговоров пару раз, докладывал о том, что найдено в арсеналах, что можно использовать, нужно ли, поможет ли. Совета спрашивал.

Люди препятствий не чинили. Как только понимали, что это мой человек, содействовали всячески.

Серафим также пару раз докладывал о наведении порядка, работе с беженцами, снабжении армии и людей в городе. Что сделано и какие меры предпринимаются. Шло все достаточно хорошо.

Пока выдалась возможность, я потребовал к себе Якова.

— Господарь? — Сотник был несколько удивлен, что я его вызвал одного, когда очередная делегация вышла от меня, отвешивая низкие поклоны.

— Собрат мой. Кашель твой лечить надо. — Смотрел на него пристально.

— Так это… Кха… после ранения-то. Не простуда, не червь носной.

— Червь? — Я признаться опешил от фразы последней.

— Ну так это, господарь, когда из носа течет, знамо дело, червь завелся. Его жаром выводят. Прогреешь, раз иной и все, вышел слизью зеленой.

Я с трудом сдержал желание то ли рассмеяться от души, то ли засадить себя ладонью по лицу. Червь! Сопливый! Мать честная. И как вот этого человека убеждать в ином то, раз у него насморк и простуда — это поселение червя в носу. Ладно!

— Яков. Тула, город большой. Лекари здесь есть. — Начал я. — Сходи.

— Так я, господарь… я же с Фролом Семеновичем говорил. Обсудили мы. Это же после ранения. Кашель. В легком пуля застряла.

Черт! Если бы у тебя свинец в легком остался, вряд ли ты здесь предо мной стоял. Или… Может в те времена организм людей был настолько лютый, что и такое пережить, переварить и усвоить мог.

Не верилось.

— Яков. — Я уставился на него холодно. — Время есть. Иди сходи. Я сам не лекарь, но знаю, каждый ошибаться может, и Войский тоже. Старик наш, молодец, вопросов ней, человек грамотный, умный. Но, лучше проверить. Отвар какой дадут или чего еще. Давай. Это приказ.

— Спасибо, господарь, за заботу. — Он вздохнул, опять кашлянул. — Схожу.

— То-то. Давай прямо сейчас. Вечером нужен будешь.

Он поклонился, вышел.

Разговор со служилым человеком вверг меня в легкое смятение. Все же представление простых… Да черт возьми, не простых, Яков же подьячий, сотник — все же человек не от плуга в воинство взятый и здесь такое. М-да, уровень грамотности и осознанности все же поднимать нужно. Какая работа огромная. Смуту побороть, а потом…

Смута, это только начало, дальше грамотность, медицина, промышленность худо-бедно как-то поднять. Хватит ли жизни? Хоть и вторая она у меня, заемная, но столько же сделать надо! А я, в делах около военных, всяких интригах, заговорах — специалист. Хорошо. А в остальном? Придется на исторический опыт полагаться и познания не из моей профессии, а больше любительские. И на людей. Брать толковых, власть давать, делегировать и направлять.

Дел даже после Смуты на десяток жизней хватит.

Время шло, в работе оно даже летело. Солнце уже за полдень передвинулось.

Обедать я решил уже в штабе при войске. Распорядился, что переберусь туда в ближайшее время, и чтобы ждали там. Обед приготовили. Здесь есть не хотелось. Не то, чтобы боялся я отравления — нет. Пока нет. Но лучше заранее привычку вырабатывать, что есть только то, что Ванькой приготовлено и проверено.

Чем ближе к Москве, тем больше шансов, что подговорят, обманут, повару какие-то припасы негодные дадут, подкупят.

И — пиши пропало. А повторять судьбу Скопина, не сделав для Родины дело, хотя бы первое со Смутой, я не желал.

Задержался немного.

Получилось, что несколько после того, как солнце перевалило за зенит, вернулся с телохранителями из Тулы в штаб. Ванька несказанно рад был меня видеть. Улыбнулся, быстро накрыл на стол, поставил передо мной простую без изысков, но приготовленную с любовью еду.

Затараторил.

— Хорошо, господарь, что печь тут. В доме, хорошо. Что не как в походе, на костре-то. — Суетился, накидывал на стол как будто на десяток человек. — Я-то уже давно, я-то как посыльный пришел, сразу. — Улыбнулся. — А вас нет и нет.

Но телохранители тоже были голодны, так что слуга мой, молодец. Учел этот фактор. Сели, начали есть. Быстро как-то обед прошел.

— Свободны все. — Проговорил я, обращаясь к постовым, что охраняли мою ставку, импровизированный штаб.

Хотел поговорить серьезно как раз о безопасности.

Трое самых моих близких бойцов уставились, ждали, что говорить буду. Ванька мельтешил, нарезая хлеб, наливая травяной настой.

— Я сейчас, хозяин, сейчас закончу и уйду.

— Ванька,