День был не жаркий и уже вечерело. Несмотря на свой «полусонный» марш, чувствовал я себя не очень, меня начинало морозить, как было все предыдущие вечера, и был в бурке.

Услышав сзади гневный вопль, я резко повернулся и этим движением сбросил её с плеч, намереваясь узнать в чем дело.

Но моё вмешательство не потребовалось. На Василии был потрепанный майорский мундир, который он при отъезде купил у какого-то вояки в Ставрополе. На груди у нас была куча орденов, одни Георгии чего стоили, а шашки и портупеи с револьверными кобурами были заключительным штрихом.

— Вопросы, господин полковник? — своей наглой манере общаться с представителями всякой российской власти Василий, похоже, и здесь решил не изменять.

Покрасневший как рак полковник только безмолвно раскрыл рот, и мне даже показалось, что его правая рука непроизвольно дернулась, чтобы отдать нам честь.

Толпа на пристани, готовая присоединиться к «праведному» возмущению, ахнула, и наступила тишина, в которой я услышал женский шепот. Какая-то дама узнала меня.

Надо отдать должное её проницательности, уму и наблюдательности. Она сообразила, кто такой майор в потрепанном мундире, и тихо говорила своим спутникам:

— А этот оборванец-майор, вероятно, его брат Василий, о котором говорили, что он пропал на Кавказе.

Её шёпот услышали все, в том числе и Василий, который тут же повернулся в седле, изобразил поклон, а потом приказал нашим людям:

— Грузимся на паром и, пожалуйста, быстрее, господа казаки.

Подъехав ближе ко мне, Василий громко, так чтобы все слышали, сказал:

— Этот толстый полковник — тыловая крыса, который ни разу за все годы на Кавказе не слышал как пули свистят нал головой. Но часто изображает из себя чуть ли не наполеоновского ветерана. Вот ты бы или наши господа офицеры, — Василий махнул рукой назад в сторону сербов, — за такое на дуэль вызвали. А эта крыса забьется в своё имение и будет там трястись, боясь выехать даже в Калугу. А вдруг опять там встретится сумасшедший отставной майор. он ведт даже на меня губернатору не пожалуется.

Когда мы начали грузиться, я увидел, как на другом берегу кто-то поднял лошадь на дыбы, а затем сразу в карьер помчался в город.

Василий тоже это увидел и, подъехав ко мне, прокомментировал:

— Наверное, знает, что твоя Анна Андреевна в Калуге. И рассчитывает на большую награду. Ведь твоя супруга, думаю, не поскупится.

Я ничего не ответил, только сердце забилось гулко и сильно.

Переправа заняла почти час. Наступающая разрядка ситуации, несколько недель державшая всех в напряжении, внезапно накрыла почти всех. Движения стали становиться вялыми, и появились ошибки: двое казаков чудом не упали вместе со своими лошадьми в воду.

Паромщики, наверное, хорошо помнившие нашу первую переправу, только головами качали, видя, как мы неумело переправляемся в этот раз.

На ожидающих переправу наши неумелые действия и ошибки произвели, похоже, тоже большое впечатление. Все стояли молча и ждали.

Уже переправившись, я услышал, как две бабы, видимо, устав ждать, начали делиться своими впечатлениями:

— Смотри, как они родненькие, устали. На себя не похожи.

— А ты что, Нюра, знаешь их?

— А как же не знать? Приход-то один, этих-то вот сербов или как они там, не знаю. А наших русских — почти всех. Я вон гляжу, среди них чужие есть. Видишь, вон солдаты, как с креста снятые.

— Да они все такие.

— Не скажи, наши да эти сербы — худые, всё на них висит. А эти — смотри какие: худые и страшные. Такого где-нибудь встретишь вечером, не дай Бог, страху натерпишься. До них хоть и далеко, а посмотри, глазищами как сверкают, ужас.

— А господ-то знаешь?

— Знаю, конечно. Младший, еще когда из Парижу вернулся, дюже изменился. Ему поперек дороги все стали опасаться вставать, а сейчас сама видишь какой, страсть божья. А мужиков никогда не обижал. Василий и раньше-то был гроза, а теперь…

Сообразив в этот момент, что я слышу их разговор, бабы стушевались и предпочли от греха подальше смешаться с толпой.

Ничего такого я в наших людях и нижних чинах и, тем более, в себе не замечал. А то, что касалось Василия, мне не ведомо. Правда стало понятно почему толстый полковник так возмутился.

Мы уже заканчивали переправу, я, Василий и Милош стояли на калужском берегу, а Драгутин переправлялся с последней партией, когда увидели, что из Калуги во весь опор скачет карета, запряженная четверкой до боли знакомых лошадей.

— А это, Саша, твоя ненаглядная, — тихо, но с болью в голосе сказал Василий. — Как я завидую тебе.

— Не переживай, брат, я почему-то уверен, что и на твоей улице будет праздник.

Глава 2

Василий угадал, это действительно была Анна. Она стремительно вышла из кареты и тут же попала в мои объятья.

Я обнимал свою супругу и не знал, что сказать; она тоже молчала, и так, обнявшись, мы простояли несколько минут.

Затем Анна немного отстранилась и сказала прерывающимся голосом:

— Наконец-то.

После этого она обратила своё внимание на Василия и офицеров сербов.

— Здравствуйте, господа офицеры. Безумно рада видеть вас живыми и в добром здравии. Особенно вас, Василий Георгиевич.

Господа офицеры ответили дружно и радостно, а Василий громче всех.

— Здравствуйте, Анна Андреевна, — отдали ей честь как старшему по чину.

Это со стороны выглядело немного комично, но я удержался от смеха.

— Я полагаю, господа, мы все сейчас дружно едем в Сосновку. Там вас очень ждут. Елизавета Николаевна успела не только получить твое, Саша, письмо, но и ответить. Хорошо, когда корреспонденцию доставляют фельдъегеря, но лучше, когда это делается обычным порядком.

— А что она написала? — голос Василия немного задрожал.

— Написала, что очень рада вашему спасению и собирается принять Сашино предложение. Из Ярославля она должна была выехать неделю назад. Если это так, то ей с девочками вполне можно ожидать в ближайшее время.

Милош что-то спросил у Драгутина, подошедшего в момент приезда Анны, и сообщил:

— Все наши люди переправились. Можно ехать дальше.

— Тогда по коням и вперед.

Я, конечно, поехал в карете с Анной. Главный признак беременности уже виден. Да она и не предпринимает ничего, чтобы скрыть свой начавший увеличиваться живот. Самочувствие у неё прекрасное. После той истории с Каневским больше никаких токсикозов. Вполне возможно, что причиной этого является груз ответственности, который был на ней до этого момента.

Когда закрылась дверь кареты,