С разрешения Ермака в него выпустили несколько стрел. Все они прошли мимо. Не то, что бы наши совсем не умели стрелять, но всадник, несмотря на свою якобы бездумную браваду, постоянно двигался, и это очень мешало. Его конь мгновенно подчинялся приказам — сворачивал в сторону, останавливался и снова начинал бег.

Стрела из лука летит на такое расстояние секунды три, а за это время татарин успевал проехать достаточно. Несколько стрел попали совсем далеко от него — наши лучники попытались предугадать, где он будет через несколько мгновений, но ничего не вышло.

— Вот ублюдок! — с ненавистью произнёс стоящий рядом казак, увидев, как очередная стрела вонзилась в землю в нескольких метрах от всадника.

Из пищали стрелять тоже далековато. После ста метров пуля летит уже абы как. Да и прицелов на наших ружьях никаких. Тут есть о чем подумать, но, разумеется, не сейчас.

— Порох на него не тратить! — приказал Ермак. — Он этого и хочет — показать, что наши ружья бессильны.

Нет, выход из ситуации должен быть. Наказать этого наглеца надо. Он враг, причем враг хитрый, смелый и умный. От таких надо избавляться в первую очередь. Нельзя позволить противнику почувствовать себя победителем еще перед боем. Для этого в старину до начала схватки и проводились поединки. Сейчас времена изменились, но суть осталась той же — дать уверенность своим, унизить и запугать врагов.

Оставив все посторонние мысли, я стал смотреть, как он двигается. На первый взгляд, абсолютно хаотично. Но я все-таки много лет провел в науке, и знаю, что это не так. Рано или поздно мозг человека начинает вырабатывать определенный алгоритм.

Ага…

Я взвел свой арбалет. Сейчас посмотрим, кто кого. Средневековая хитрость против точных алгоритмов.

Расстояние все то же, метров сто пятьдесят — двести. Доспехов на нем нет. Странно, судя по одежде и великолепному коню, он мог их себе позволить точно. Наверное, не носит все из-за той же бравады.

Прицелился. Прикинул место, где он должен быть через несколько секунд. Болт из моего арбалета должен полететь немного быстрее, чем стрела лучника.

Выдох…

Выстрел!

Болт почти невидимой молнией полетел ко всаднику и ударил его точно в грудь. Татарин покачнулся в седле и упал вниз, повиснув в стременах. Очевидно, уже мертвый. Умный конь, почувствовав, что с хозяином что-то случилось, бросился вдаль от города, к своим.

Казаки закричали от радости.

Татары ответили воплем ярости. Два десятка всадников ринулись к нам и выпустили стрелы, но ни одна не попала, хотя несколько пролетели очень близко.

Продолжая дико орать от злости, кучумовцы вернулись обратно на безопасное расстояние.

— Как ты в него попал? — удивился стоящий рядом Лиходеев. — Он же прыгал из стороны в сторону, как ужаленный.

— Рассчитал, — скромно пожал плечами я. — Только с виду казалось, что он скачет просто так.

Прохор в ответ только покрутил головой.

…Как говорил классик, два дня мы были в перестрелке. Не знаю, кем был убитый мной татарин, но больше враги не пытались играть с нами в эти игры, хотя иногда и пускали стрелы навесом во двор, надеясь, что она там убьет кого-то.

Но ничего из этого у них не вышло. Часовые на стенах мигом предупреждали людей о выстрелах, а за несколько секунд можно было легко укрыться у стены ближайшей избы. Постоянно стрелять татары не стали, хотя стрел у них, похоже, запас был огромный.

Глядя на это, мы даже открыли ворота — сейчас это относительно безопасно, а доступ к воде нужен. Да и людей это немного успокоило. Не так страшен черт, как его малюют.

А затем, уже ближе к вечеру, земля будто застонала. Послышался непонятный приближающийся гул.

Признаюсь, я не сразу догадался, что это. Вбежав на стену, я увидел, что над степью, располагавшейся за Кашлыком между лесами слева и справа, на расстоянии в несколько верст висит бледный дым. Минут через десять гул превратился в топот лошадиных копыт, а еще через несколько минут показались первые всадники.

— Господи Иисусе! — пробормотал стоявший рядом со мной пожилой казак и перекрестился. — Такого я еще не видел…

Глава 2

Толпа врагов была чудовищной. Казалось, что фигуры татар никогда не перестанут выплывать из облака пыли вслед за первыми всадниками — отрядом, опережавшим основные силы.

Боже мой, сколько же их⁈

Татары шли двумя бесконечными колоннами. С флангов ехали обозы с телегами, сложенными юртами и всевозможным снаряжением. Над всадниками плыли стяги — длинные, разноцветные, с тамгами и символами родов. Их развевало ветром, и иногда солнечный луч высвечивал сверкающие золотые нити на тканях.

Не меньше десяти тысяч. Скорее всего, больше. А в городе четыреста бойцов. Есть у нас хоть какие-то шансы?

Они начали останавливаться в нескольких километрах от города. Близко подходить не стали, но и слишком далеко смысла не было. Кучум чувствовал себя в безопасности. До города оставалось километра три.

Мы видели их, а они — нас.

На стене Сибира был весь город. Все были словно заворожённые этой медленной, уверенной работой огромной военной машины, разворачивающейся прямо у нас на глазах.

Я нашел взглядом Ермака. Он стоял молча, хмурился и сжимал кулаки. Рядом с ним был Мещеряк, такой же мрачный и напряжённый.

Через несколько минут начали раздаваться первые звуки строительства лагеря. Раздался металлический лязг топоров, кто-то громко кричал команды. Татарские солдаты начали сооружать укрепления — не оттого, что опасались нашего внезапного нападения, а потому что привыкли это делать, и Кучум не стал менять привычный распорядок.

Татары выставляли телеги по кругу, образуя живую стену, быстро и сноровисто сбивали палатки и шатры.

Через час работы место уже стало узнаваемым военным лагерем. В самом его центре вырос огромный ханский шатёр, яркий и заметный даже на таком расстоянии. Его полотнище было явно шёлковым — оно вспыхивало на солнце яркими красными и золотыми цветами. Шатёр казался каким-то фантастическим сооружением, не вписывающимся в суровый пейзаж сибирской степи. Рядом с ним немедленно выстроились охранники, их блестящие доспехи отражали последние лучи заката.

Когда солнце окончательно исчезло за горизонтом, в лагере татар загорелись костры. Сначала один, затем ещё и ещё — вскоре весь лагерь засверкал огнями. Костры были расставлены непонятным узором и казались огромной горящей сетью, охватывающей землю вокруг шатра хана. Время от времени ветер приносил звуки из лагеря — стук молотков, ржание лошадей, иногда раздавались резкие команды на