Здесь, на трассе, я выжал из бедняги форда всё, что было за его железной душой. Он отчаянно ревел двигателем, но нёсся вперёд. Отбойники, что отделяли встречные полосы трассы, слились в сплошную пролетающую рядом стену. Я обогнал три легковушки и едва успел увидеть, что это не те, кого я ищу.

На доли секунды в свете фар вспыхнул знак ограничения скорости, потом другой, о близком перекрёстке. Я чуть притормозил, и перекрёсток промелькнул почти так же быстро, как и знаки. Но мой отчаявшийся глаз уловил нужное. Это был он, белый ситроен! Я даже успел разглядеть дипломатические номера. Только вот он уезжал по уходящей влево дороге — туда, где вдали светили из темноты окна многоэтажек. А я этот поворот уже проскочил.

Рассчитывая развернуться на следующем перекрёстке или в разрыве разделительного отбойника, я прибавил газу. Пролетел километр или два, потом передумал: до разворота могло оказаться слишком далеко. За мной никого не было, так что я резко затормозил и, хрустя рычагом переключения передач, быстро развернулся. Врубил аварийку — и погнал обратно по встречке.

Попавшимся навстречу я издалека моргал дальним светом фар. И всё равно они шарахались от меня и истошно сигналили. В этом я их вполне понимал.

Долетев до поворота и повернув, ситроена я, естественно уже не увидел. Скоро начался микрорайон с многоэтажными домами, дорога разделилась развилками. Я понял, что найти здесь, среди рядов припаркованных под домами машин, автомобиль Гордиевского сразу не получится. А если не сразу, то на кой-чёрт вообще…

Но тут я его увидел. Белый ситроен пристроился на обочине впритирку к мусорным бакам. Его дипломатические номера весело блеснули в свете моих фар. Он был пустой, и людей поблизости не наблюдалось.

Я опоздал.

И тут мне показалось, что недалеко между домами мелькнула быстрая тень.

Бросив машину чуть не посреди дороги, я выскочил наружу. Дверью не хлопал, закрыл её почти бесшумно. И так же почти бесшумно побежал туда, к домам.

Я успел услышать только стук подъездной двери. Так что даже подъезд определил только приблизительно, какой-то из трёх. Стал наблюдать из-за угла дома. Было ещё не очень поздно, тут и там светились окна, где-то через шторы пробивался голубоватый свет от телевизоров. В этот раз мой фокус не прошёл: никто в окно не выглядывал или же выглянул так осторожно, что я этого не заметил.

Зато заметил, как в одном из окон на втором этаже зажёгся тусклый свет — наверное, в коридоре. Это могло быть, конечно, совпадение. Более того: квартира, куда поднялся Гордиевский, могла вообще не иметь окон на эту сторону. А если там, в квартире, его ждали, то свет в окне уже и так горит.

Отбросив сомнения, я отправился к двери подъезда. Здешние дома кодовых замков на дверях не имели — чем дальше от центра, тем оно бывает попроще.

Тихо поднялся на второй этаж. Взглянул в глазок: ничего не разобрать. Постоял, приложив ухо к чёрной дерматиновой двери. Вроде бы в квартире кто-то ходил, но тут мой напряжённый мозг мог выдавать желаемой за действительное. Голосов слышно не было. Оно и понятно: если зажёгся свет, то Гордиевский пришёл сюда первым и говорить ему пока не с кем.

Поднявшись на этаж выше, я примостился у поддувающего сквозняком окна и замер в ожидании.

Ждать пришлось не очень долго. По двору кто-то прошёл, скрипнула дверь подъезда. По ступеням застучали шаги. Человек легкомысленно и непрофессионально забыл проверить, не поджидают ли его этажом выше. Позвякивая связкой ключей, он пошагал к двери. А я бесшумно спустился по лестнице и пошагал к нему.

И тут моя готовая к не самым дружеским объятиям рука повисла в воздухе, а потом медленно опустилась.

Я узнал человека, явившегося для встречи с предателем Гордиевским.

Это был доктор Лапидус.

Глава 11

Тепло из салона моего форда ещё не выветрилось. Туда я доктора и привёл. Не на лестничной же клетке копенгагенской пятиэтажки было с ним разговаривать.

— Оно случайно вышло, — объяснял доктор Лапидус, жестоко дымя сигаретой и глядя мимо меня в темноту за стеклом. — Я тогда решил: ну случилось и случилось, одним разом всё и ограничится. А оно вон как, скоро уже год, как продолжается…

Доктор невесело усмехнулся.

— И, ты знаешь, я завяз в этих отношениях и теперь не представляю, как из них выбираться. Я… — Он выпустил себе под ноги целое дымное облако. — Кажется, я в неё влюбился…

В машине повисли густой сигаретный дым и тишина.

— Бывает, — сказал я, чтобы что-то сказать.

Нет, Лапидус не был иностранным агентом. А если и был, то улик против него я пока не имел. Сюда, по обнаруженному мной адресу, он прибыл не для встречи с предателем Гордиевским. Он появился здесь, чтобы провести время с его, Гордиевского, женой.

Так получилось, что я смог проследить маршрут белого ситроена и даже выяснить номер квартиры, куда приехал его водитель. Вот только самого водителя за всё время слежки мне увидеть не удалось. А водитель этот оказался женского рода. И сейчас Ирина Гордиевская, белокурая и статная дама лет тридцати пяти, нервничала в снятой Лапидусом квартире, отчего же задерживается всегда пунктуальный доктор.

Я был бы и рад отпустить доктора к ней, но уж очень удачный был момент, чтобы вытянуть из него то, что было мне необходимо.

Там, на площадке перед квартирой, мы с Лапидусом, конечно, от нашей нежданной встречи изрядно обалдели. Он шарахнулся от меня так, что едва не ударился головой о стену. Я только и смог, что открыть рот, чтобы задать закономерный вопрос: «Какого хрена ты здесь делаешь?» Но доктор оказался быстрее и спросил то же самое, дословно, у меня.

Теперь Лапидус ёрзал на сиденье и оправдывался, как пацан, застигнутый родителями за поеданием отложенных на Новый год конфет. Под Новый год они и сошлись: в посольстве был праздничный вечер, Гордиевский в те дни куда-то уезжал, доктор взялся проводить его оставшуюся в одиночестве супругу до