кольями и «частик» — вбитые под углом копья. Все это помешает решившим перейти ров вброд или по наведенным переправам.
Масштабное строительство, и без пригнанной Данилой огромной бригады мы бы проваландались с ним два-три года. Хорошо иметь высоких покровителей в Столице и банальные деньги. Так же, как и все остальное видимое глазам сторонних людей, укрепления влияют и на мою репутацию. Со стороны мы уже смотримся внушительно, грозно доминируя над окрестностями, но проигрывая гораздо более крепкому, каменному стенами монастырю.
Совать свой нос туда, где ну совсем ничего не понимаю — в средневековые укрепления — я с чистой совестью не стал, дав работникам спокойно делать свое дело и высвободив себе время на собственные. Последние три неделя я с Сергеем и парочкой выписанных из Москвы при посредничестве Церкви «алхимиков» экспериментирую на тему Греческого огня.
«Алхимиков» двое, причем парочка весьма колоритная. Один — привычный русский «дворф» с косой саженью в плечах и «клочной» от регулярных подпалин и знакомств с кислотами да щелочами бородой по имени Иван Андреевич. Из Коломны родом, а как в «алхимики» выбился я пока не интересовался.
Второй — тощий, нескладно-длиннющий немец. Впрочем, «немцем» он сам себя не считает — из Саксонии, и как положено доброму европейцу, считает всех за пределами родного региона варварами. Для русичей, впрочем, хотя бы на людях вынужден делать исключение: крепкие кулаки у нас тут, и расизма не приемлем! По вероисповеданию он католик, поэтому в храмы на службу с нами не ходит. Беседовать с ним о прелестях Православия — задача каждого уважающего себя русича, но я-то грек, поэтому за свободу совести. Просто молюсь за еретика — хороший Иоганн фон Грахен человек в целом, может и смилостивится Господь.
Само собой, образование обоих далеко от профильного: не завелось даже в Европе химиков в полном смысле этого слова, но богатый теоретический и практический опыт в сфере металлов, минералов и прочих веществ, помноженные на общую эрудицию и учебу в одном (как у Ивана) и трех (как у Иоганна) европейских университетах. Нормальные средневековые ученые — такой тебе и крепостицу не хуже Сергея моего «расчертит», и пушку при должной материально-технической базе отольет, и отвары целебные знает, не говоря уж я языках. Ну а мне вот для огня Греческого сгодились.
Иван доселе работал мастером-технологом (здесь это называют «знаменщик») на многопрофильном, выпускающем поташ, мыло и стекло предприятии в Москве. Данила счел нужным перекупить такой ценный кадр, а я не стал спорить — Иван собеседовался одновременно со мной, Климом, Сергеем и кузнецом, и мы не стеснялись гонять его как могли на протяжении шести часов, после чего единогласно поприветствовали радующего возможности работать в источнике всей Москве известных чудес ученого в наших рядах.
Иоганн прибыл на Русь восемь лет назад, в свите мастера-литейщика, и все эти году трудился в Оружейной палате. Уважаю — внес свой посильный вклад в такую критически важную для самого выживания Руси как Государев пушечный наряд. Будучи с ног до головы продуктом системы образования эпохи Просвещения смотрит на окружающих со снисходительностью и мечтает создать Философский камень. Сам он, понятное дело, обо всяких там «эпохах» не задумывается и даже не подозревает, что века сейчас — «Средние».
— Простолюдины — глупы, и в этом нет их вины. Скудный ум — не грех, ибо недостает его на грехи. Если спросить меня, я предпочесть компания тупой добряк, чем умный злодей, — такой вот тезис услышал я однажды от Иоганна на сдобренном характерным акцентом, но весьма приличном в силу долгой жизни у нас русском языке.
Немца порою заносит, а еще он не шибко любит отступление от академически заведенных порядков. Хорошо ограничивает порою увязающего в экспериментаторстве Ивана, а тот, в свою очередь, компенсирует избыточную любовь Иоганна к «орднунгу».
Вроде такого:
— Это книга твоя говорит олово класть, а я те говорю — в нашей глине да с нашим углем олово только переводить зря. Вот медь сюда, да сурьмы чуть-чуть, где ветром подуло, станет крепче. Не наша книга твоя, чужая — другая у нас здесь земля.
«Греческий огонь» — это примерно то же самое, что напалм. Компонентов там три: горючее, окислитель и загуститель. Энтузиазм научных кадров зашкаливает — это же та самая утраченная технология из древних легенд!
В качестве загустителя мы перепробовали многое — смолу, воск (совсем неудачно), поташ (тоже не то), его производное — мыло, а потом, поняв, что мыльные щелочи в нефти нестабильны, попробовали нагреть нефть с берёзовым дегтем. Я не верил, что это сработает, но результат получился отличным: масса великолепно липла к поверхностям, и теперь осталось решить «крохотную» проблемку — заставить смесь нормально гореть.
Выбор ингредиентов здесь не больно-то велик — даже в сигареты для «горючести» добавляли селитру, и я был уверен, что именно она поможет нашему проекту воплотиться в жизнь. Вещество сие в эти высокоразвитые времена уже известно, и мы собрали его из нескольких источников. Первый — имеющаяся в пяти верстах к югу, заселенная летучими мышами пещера. Белый, пушистый налет-«корочку» аккуратно соскоблили под руководством Иоганна и привезли в поместье. Для экспериментов — ок, но не более: это ж слёзы, а не потребные промышленные объемы.
Второй источник — прямо под боком: хлевы, свинарники, старенький монастырский ров в той его части, где больше всего отходов, помойные и компостные ямы подверглись набегу мужиков с лопатами, скребками и ведрами. Работа тяжелая и очень дурно пахнущая, а потому «добровольцев» привлекать пришлось за щедрую премию. Не обошлось и без «производственных» расходов: в хлевах без жалости срывали доски полов и выгребали годами напитывающийся органикой, зловонный слой пола земляного.
Здесь селитра не в готовом виде — такое сырье требует доработки. Рабочий техпроцесс методом проб и ошибок выстраивался мною и Сергеем еще до появления обоих «алхимиков», а с ними за пару недель обрел финальную форму: «селитряную землю» помещают в огромную, выстланную глиной яму после чего многократно промывают. Подобие получению щелока для мыла из золы.
Полученный щелок сливают в огромные котлы и долго выпаривают. В процессе на поверхность всплывают органические остатки и соли аммония, которые снимаются шумовкой. Далее, для очистки от лишнего, к смеси добавляется поташ, а раствор разливается по чанам для медленного остывания. На дне