а наши свободные руки — в монастырь.
Кроме того, удобно это и с точки зрения безопасности. Для нас удобно, не для монастыря — если худо придется, побежим прятаться под каменными стенами, но сильно не сразу и только в крайнем случае: прав Данила, ежели сразу кровью умыться лихих людишек не заставить, они регулярно станут хаживать.
Состоящий при мне смена дружины согласно всем инструкциям остается при мне — я не герой и даже не враг самому себе, за закованными в железо могучими спинами спрятаться не постесняюсь, ибо за это они свои доходи и привилегии и имеют. Многовато задумчивых взглядом дружинники на работяг бросают, кстати, и многие из них, если бы не приходилось держать перед товарищами лицо, в свободное время не отказались бы подработать. Плачу я щедро, работа есть всегда, и собираюсь однажды поговорить с дружинниками на тему свободного времени: неужто на койке казенной выходной заслуженный проводить достойнее, чем пойти часа за четыре физического труда половину рублика заработать? Вот и я считаю, что нифига не достойнее.
Проблема, впрочем, только для помещиков уважаемых актуально — их боевые холопы да послужильцы вкалывают на общее благо регулярно и охотно — где еще такие деньги в относительно мирные, скудные на трофеи и грабежи вражеских лагерей да поселений времена заработаешь? Цель для реализации накоплений предельно проста — купить личного коня, «арматуру» и хотя бы одного хоть как-то «упакованного» послужильца, чтобы к следующему Государеву смотру — он нынче и в наших краях в начале июня случится, и я обязательно на него со своей дружиной съезжу, ибо сам считаюсь помещиком: государство должно знать, что в этой вот части Руси она может рассчитывать на Гелия с тремя его десятками дружинников.
Я-то своим служакам «арматуру» да коней своих в служебное пользование предоставлю, но Государь за такое, я считаю, платить не обязан — с чем на службу заявился, за то будь добр и в ведомости расписаться. Что бы там кому не казалось, а учет и контроль придумали не коммунисты — государство уже сейчас огромная бюрократизированная машина, в которой без бумажки ты букашка.
Совсем не то, что исполинский аппарат, который в свое время вырастит Империя — недаром же есть подвид формы правления «административная монархия» — к началу XX века, и не зря Николай II в свое время скажет, что страной правит не он, а столоначальники, но уже очень и очень прилично.
Но и без моей «выдачи» на смотр сей явятся мужики чуть ли не в два раза упакованнее, чем при заступлении на службу — а ведь Данила «бомжей» мне не прислал бы, воины прямо солидные! — многие послужильцы успели кое-чего прикупить, а помещикам жалование я плачу среднее по Руси, но казенная кормежка и в целом жизнь на всем готовом позволяют экономить больше, чем получается у среднего средневекового русского воина. Своя «арматура», опять же, не «амортизируется» — работают мужики в запасах из моих арсеналов.
Первой сигнал из монастыря должна отработать группа быстрого реагирования «второй линии» — они сидят в сторожке около ворот, и от «набата» должны побежать в монастырь. Смена «первой линии» — это та, что стоит на своих постах, в том числе у «монастырского коридора», и даже в случае ЧП обязаны остаться на месте: вдруг суета имеет отвлекающий характер? Полагаю, ГБР (заодно оценим их и других оперативность) уже должна быть в монастыре, получать указания или собираться домой в случае ложной тревоги или ликвидации раздражителя своими силами.
Тем временем остальные дружинники обязаны в кратчайшие сроки отыскать своих десятников и дружно экипироваться, параллельно ожидая указаний. Ну а мне надлежит вернуться в поместье, потому что мое грандиозной ценности имущество и мои люди вообще-то потенциально под угрозой!
Именно мои — в эти времена, пусть крепостного права и не завелось, а само бытие не способствуют социальной мобильности, и многие из тех, кто поверил мне — пусть и благодаря мотивационному пинку от Данила — и поехал из Москвы во вчерашнее «дикое поле» больше уж до конца дней своих не переедут. Я изначально строил поместье «вдолгую», планируя просидеть здесь не меньше двух пятилеток, но благодаря хлопотам Ивана Васильевича и милостью Митрополита землица сия принадлежит «Боярину Палеологу Гелию Далматовичу» настолько, насколько хорошо я смогу удержаться в седле беспощадной к частной собственности отечественной истории.
Бумаги доставили на днях, и я не поскупился на пирушку по этому поводу. Заодно объявил о том, что надо бы уже в Слободу семьи перевозить, либо оными обрастать да вносить свой вклад в отечественную демографию — у меня на совсем юных русичей очень-очень большие планы. Народ благодаря шагающей по Руси славе от жизни в «греческой слободе» ощущает причастность к чему-то очень большому и важному, и даже землекопы наши ходят по посаду да ближайшим деревням гоголями. Зарплата, «соцпакет» — в мои времена это было самым важным, но даже тогда было принято «мазать» сверху слой общих целей и принципов. Мы здесь с мужиками даже яму срамную копаем не абы как, а с ощущением Великого Замысла!
— Испортить такое великий событие! — ворчал по пути к воротам Иоганн.
— Ничего святого у людей не осталось, — согласно бурчал и Иван.
— Напротив — второе необычное событие сделает этот день ярче и памятнее, — нашел я в случившемся плюс.
— Великолепная иллюстраций соседства в нашем мире света прогресса и тьмы злодеяний, — глубокомысленно заявил немец. — Однажды улицы каждого города — нет, каждой деревни! — осветят огни фонарей, а люди благодаря науке станут жить настолько хорошо, что у них не будет причин творить зло!
Ох, знал бы ты…
— Нефть наша не токмо для воинского дела годится. В жиже сей великая сила содержится, и верю я, что можно ее с пользой великой для человека жечь, — проницательно заметил Иван.
— О, я! — горячо поддержал его немец. — Гелий Далматович, нужен ли я здесь? Я бы хотел освежить свои записи.
Не нужен.
— Ступай, — кивнул я.
Набат смолк к моменту когда мы с Иваном и «ближним кругом» добрались до ведущего в монастырь «коридора». Здесь нас встретили благочинный Юрий и десяток смешанных, монастырско-поместных