— Лондон согласен нам подыграть.

— Только подыграть? Или выполнят то, что пообещают? — вскинул бровь мужчина.

— Обмануть русских — это и не обман даже, — улыбнулся Мосцицкий. — Сколько раз уже им говорили одно, а делали другое? Они привычные.

Мужчины тихонько посмеялись над шуткой.

— Значит, самое сложное — вывести из игры их дипломата? Уж с мальчишкой то мы справимся, — подвел итог Эдвард.

— Это не сложно. Все уже подготовлено, — махнул рукой Игнаций.

— Тогда до завтра, господа, — встал Рыдз-Смиглый.

После него и Жимерский поспешил на выход. День выдался тяжелый, но следующий станет не проще. Членам санации предстояло «большое представление», по итогу которого СССР должен не только остаться ни с чем, но и в кратчайшие сроки вывести все войска с ее территории, а зеленый коридор прекратит свое существование.

* * *

Утро оказалось тяжелым. Мало того что из-за эротических снов не выспался толком, так еще и Роман Владимирович приболел.

— Понос, — коротко сказал мне Аронов. — Отравился чаем. С помощником повара, который его заваривал, мы уже ведем работу, но много это не даст. Подкупили, а кто конкретно — он не знает. И вряд ли мы точно узнаем. Он же не отраву ему подмешивал, а слабительное.

— Решили убрать его из переговоров? — мрачно задал я риторический вопрос.

— Очевидно да, — пожал плечами НКВДшник. — Но вы же с ним и так договаривались, что их вести ты будешь, разве нет?

— Но совет Романа Владимировича может оказаться полезным, а главное — своевременным. А сейчас… — я поджал губы.

— И перенести не получится, — нахмурился, осознавший глубину проблемы Аронов.

— Почему?

— Глава делегации — ты. Вот если бы с тобой что случилось, еще были варианты. А так…

— А если и мне сослаться на недуг?

— Поздно, — поджал губы мужчина. — Польская сторона уже звонила, уточняя, только ли товарищ Береговой пострадал, или с тобой все в порядке и можно вести переговоры.

— И вы уже ответили, — вздохнул я.

Да, сегодня предстоит ОЧЕНЬ тяжелый день. Пожалуй, самый важный в моей жизни.

Глава 10

Февраль 1938 года

Я снова вошел в президентский дворец, только в этот раз меня провели не в банкетный зал, а в другое помещение. Хоть и поменьше размеров, но все равно довольно обширное. По центру стоял длинный стол с приставленными стульями. В его главе уже сидел Игнаций Мосцицкий. По левую руку от него расположились Генрих Жимерский и Эдвард Рыдз-Смиглы, по правую — посол Великобритании и посол Франции. В другом конце были места для нашей делегации. Кроме меня на встречу пришел Маленков, Аронов и Буревич. Аркадий Буревич состоял в Коминтерне и курировал как раз отделения Польши.

Понимая, что без присутствия Романа Владимировича, который мог бы и подсказать в сложных моментах и одним своим нахождением здесь не дать откровенно соврать принимающей стороне, меня просто сомнут, я решил начать с «нападения». Что как известно — лучшая защита.

— Здравствуйте, товарищи, — кивнул я всем, чем вызвал мимолетную тень раздражения и у поляков и у англичанина. Не привыкли они к такому обращению. И прежде чем они что-то сказали в ответ, я тут же посмотрел в глаза Мосцицикому. — Не подскажите, что здесь делают третьи лица? Почему на двусторонних переговорах посторонние?

— О ком вы говорите? — удивился, как мне показалось вполне натурально, президент Польши.

— Я про представителей Великобритании и Франции.

— А, вы об этом, — улыбнулся пан Игнаций. — Вы правильно заметили — они представители своих держав. Кои тоже заинтересованы в положительном завершении нашей встречи.

— Положительном для кого? — вскинул я бровь. — Как бы то ни было, они вполне могут подождать и за дверью.

— Вчера вас не смутило их присутствие, — нахмурился Мосцицкий.

— Вчера был банкет, на который вы могли пригласить кого угодно, так как вы здесь хозяин. Если вы считаете, что на текущих переговорах можно допустить посторонних лиц… пусть и заинтересованных в его положительном, — с едва заметной усмешкой скопировал я Мосцицкого, — исходе, тогда почему бы не пригласить еще и пана Брылянского?

Ян Брылянский был главой коммунистической партии Польши и от одного только упоминания его имени лица польской стороны скривились, как от зубной боли.

— Вы отказываетесь от переговоров? — тут же попытался ухватиться за мое поведение Мосцицкий.

— Отнюдь. Я наоборот — за то, чтобы они прошли в максимально деловой обстановке. Но раз уж вы решили добавить людей в наш узкий круг, то и я предлагаю свои кандидатуры. Иначе получается, что сорвать их пытаетесь вы. Или все же позовем уважаемого пана?

— У господина Найджела есть предложение, которое поможет быстрее найти компромисс для обеих сторон, — сказал Мосцицкий.

— Уверен, у товарища Брылянского этих предложений гораздо больше. Ведь в отличие от присутствующего здесь мистера Найджела, пан Брылянский живет и работает здесь, в Варшаве. И именно к его деятельности, насколько я помню, и есть вопросы у вас, панове. Логичнее договариваться с ним, а не слушать непонятные предложения мистера Найджела. Которые он к слову еще и не озвучил.

— Мы в курсе его предложений, — впервые подал голос Генрих Жимерский. — И если бы вы, пан Огнев, активнее вчера себя проявили на банкете, то тоже о них знали.

Укол был понятен, а провокация очевидна. И идти у них на поводу я не собирался.

— Разве банкет вчера не был временем для отдыха? — поднял я бровь.

— На таких банкетах, молодой человек, заранее согласовываются позиции сторон, — хмыкнул Жимерский. — Будь вы чуть образованнее, то знали бы об этом.

— Но ведь это вы попросили сделать меня главой делегации. И были в курсе моего образования. Мне расценивать ваши слова, как попытку оскорбить меня? А раз я — глава советской делегации — то и весь Советский Союз?

Он чуть не поперхнулся. Ну да, если скажет «да», то уже не я, а он выставит себя в негативном свете. А ведь наш разговор уже стенографируют. Аж три человека, один из которых из нашего посольства. Как бы то ни было, но похоже карты я им спутать смог. Вон как переглядываются.

— Нет, пан Огнев, — покачал головой Мосцицкий. —