— На то и надеемся, — усмехнулся Ермак. — Пока они между собой грызутся, мы отдохнем и силы соберём. Но сильно рассчитывать на это нельзя. Готовимся к худшему. То есть к тому, что было.

— А если Карачи выжил? — спросил Иван Кольцо. — Он хитёр, как лиса, и жесток. Объединит татар вокруг себя.

— Тогда точно воевать будем, — просто ответил Ермак. — Как воевали до этого. Только теперь умнее. Максим прав — без пушек и пищалей нам не выстоять. Все силы бросим на поиски камня для пороха.

На этом разговор был окончен. Все вышли из избы и пошли по своим делам.

….Я сидел на толстом бревне возле костра и меланхолично чертил палкой на земле круги, обозначающие уже обследованные нами места.

— Опять ничего, — буркнул подошедший Семка, один из моих помощников в поисках. — Прошли вдоль Иртыша, глядели и по берегам, и в оврагах. Камней разных полно, а того, что надобно — нету.

Я кивнул, продолжая смотреть на свою примитивную карту. Без пирита не будет серы, без серы — пороха. А без пороха против Кучума долго не продержимся, сколько бы Ермак ни храбрился. Свинец можно заменить железом, селитру через селитряницы добываем — дело хлопотное, вонючее, но налажено. Угля нажжём из ивы — она даёт самый лучший для пороха. Но сера…

— Максим, — Семка присел рядом, — может, не там ищем?

— Может, и не там, — вздохнул я. — А что делать-то?

Я обвёл взглядом нанесённые на землю метки. Север, юг, восток — везде побывали наши поисковые отряды за последние недели. Оставалось только одно место, которое мы обходили стороной. И какое-то предчувствие затаилось в моей душе.

— А что ежели у слияния рек поглядеть? — предложил я, хотя знал, какой получу ответ. — Там, где Тобол в Иртыш впадает. Всего-то две десятка вёрст.

Семка поморщился:

— Так вогулы просили туда не ходить. Помнишь, как встретили нас, когда мы туда сунулись? Там их священное место.

Помнил я, конечно. В прошлом году было. Пришли туда — и вогулы, как из-под земли. Не напали, но попросили по их священной земле не ходить. Пришлось уйти — не хватало нам еще и с вогулами войны, впридачу ко всем бедам.

— Священное у них там место, — повторил Семка. — Оттого и стерегут.

Я поднялся. Священное или нет, но интересное и до сих пор непроверенное.

— Пойду к Алыпу поговорю, — сказал я Семке. — Может, растолкует, что к чему попонятней. И скажет, что придумать с этой священностью.

Алыпа я нашел быстро, у коновязи. Он увидев меня, кивнул.

— Алып, — начал я без предисловий, — что за место у слияния Тобола с Иртышом? Почему твои сородичи не пускают туда никого?

Он выпрямился, и лицо его стало серьёзным, почти суровым. Помолчал, словно подбирая слова.

— Место это… как сказать… — он нахмурился, соображая. — Богами отмеченное. Очень хорошее место. Упавшее с небес на землю. Благословенное. Духи там. Никто чужой туда не ходит. Даже Кучум своим запрещал.

— Кучум тоже не пускает туда своих людей?

— Да, — подтвердил Алып. — Он умный. Знает — тронь священное место вогулов, все племена против него встанут. А ему это не надо. Татары там не появляются. Приказ хана.

Я задумался. Если даже Кучум, со всей своей силой, не лезет туда, значит, вогулы действительно будут биться насмерть.

— Алып, — я посмотрел ему в глаза, — а что, если мне очень нужно туда попасть? Не грабить, не разорять. Просто… камни посмотреть.

Он резко покачал головой.

— Нельзя, Максим. Нельзя! Ты хороший человек, я вижу. Но туда нельзя.

— А если очень надо? — настаивал я. — Чувствую, там что-то есть. Прям, как наваждение у меня какое-то.

Алып отвернулся, долго смотрел куда-то вдаль, за частокол. Потом заговорил тихо, так что мне чуть ли пришлось наклониться, чтобы расслышать:

— Максим, не ходи туда. Прошу. Я стал казаком, потому мне с вами нравится. Но то место — не трогай. Найдёшь свои камни где-то еще. Тайга большая.

— А если не найду? — спросил я прямо.

— Тогда… — он пожал плечами, — тогда без камней воевать будем. Но в священное место не ходи. Я тебя предупредил. Больше ничего сказать не могу.

Он ушел, давая понять, что разговор окончен. Я остался стоять, размышляя. Два десятка вёрст — рукой подать.

Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона. Где-то вдали выл волк, и ему отвечали собаки в остроге. Я медленно пошёл обратно к мастерской. Решение ещё не созрело окончательно, но я чувствовал — выбора у меня почти не осталось.

* * *

Диванхана бухарского дворца погружалась в сумерки. Тяжелые шелковые занавеси колыхались от вечернего ветра, проникавшего через решетчатые окна. На полу, устланном драгоценными хивинскими коврами, расставлены низкие столики с серебряными кувшинами и чашами. Свет десятков свечей в массивных подсвечниках отбрасывал причудливые тени на расписные стены, где арабская вязь переплеталась с растительным орнаментом.

Абдулла-хан II ибн Искандар восседал на возвышении, укрытом парчовым покрывалом. На вид ему было около пятидесяти лет. Большой и сильный потомок великого Шибана, внука Чингисхана унаследовал не только кровь степных завоевателей, но и их железную волю и взгляд, который будто мог заглянуть в душу человеку и увидеть то, что он пытался скрыть. Его глаза скользили по собравшимся сановникам, каждый из которых занимал отведенное протоколом место.

Великий визирь Мир Аслан-бек ибн Дост-Мухаммад поднялся и его богато расшитый халат зашуршал в тишине зала. Лицо визиря, обычно непроницаемое, выражало нескрываемую озабоченность.

— С великой скорбью и тревогой скажу, — начал он, обводя взглядом присутствующих, — Кучум при смерти — ранен казаками при осаде Кашлыка; мурза Карачи, на которого мы делали ставку, также мёртв. Ситуация изменилась. Но, при всей скорби и тревоге, скажу, что это возможность для нас. И надо решать быстро.

По залу пронесся едва слышный шепот. Кадий Шамс ад-Дин аль-Бухари погладил седую бороду, его глаза сузились в размышлении. Главный судья Бухары понимал о чем идет речь. Кучум был независим. Союзник, но он делал то, что считал нужным. А сейчас можно поставить на его место того, кто будет прямо подчиняться бухарскому хану.

Амир Кутлуг-Мирза ибн Хусейн, закаленный в боях сардар, чья рука привычно лежала на рукояти сабли даже во время заседания дивана, наклонился вперед:

— Повелитель, если позволите высказаться… Казаки Ермака показали, что они способны на большее, чем все предполагали. Если Кучум действительно при смерти, в Сибири начнется смута. Татарские роды станут биться за власть. Мы должны не допустить этого.

Мирза Фахруддин Самарканди, тучный начальник казначейства, поправил тюрбан и заговорил своим мягким, вкрадчивым