Так в итоге и оказалось. Когда через час за мной пришла старая служанка и провела меня в комнату девушки, то не стала никуда уходить, а осталась в комнате, присев на стул в углу. Вроде и не мешает, но при этом мы под ее чутким надзором находимся.

А вот наряд самой Валентины меня поразил. В том смысле, что если бы не присутствие служанки, я бы точно решил, будто меня хотят соблазнить и потом женить. Выглядело оно конечно шикарно. Платье обтягивало талию, но не до крайности, как корсет. Спереди было коротким, чуть ниже колен, зато сзади простиралось еще на полметра по полу. Рукава длинные, а вот в районе груди было хорошее такое декольте. Еще и сшито платье было так, чтобы «поднимать» грудь девушки. И то ли ей оно было маловато, то ли так и задумано модельером, но моему виду предстало два полушария: словно мячики стиснули и наполовину засунули в платье. Валентина заметила мой взгляд и отвела глаза в пол.

— Вам нравится? — прошептала она.

— Выглядите чудесно, — признал я.

Хотя и видно, что она еще девочка и только начала оформляться, но если так и дальше пойдет, превратится в писаную красавицу. Года через два.

— Начнем? — спросил я ее, на что получил согласный кивок.

Мольберт с холстом был уже на месте, так что мне оставалось лишь подойти к нему и приняться за работу. Вот только вид девушки спровоцировал у меня довольно фривольное настроение, и захотелось над ней немного подшутить. Но в рамках, чтобы не обидеть. Достав лист тетради, я положил его поверх холста и быстро зарисовал несколько скетчей. Ничего серьезного, лишь контуры разных поз. Вот только каждая из этих поз была довольно… провокационна. На одной была изображена поза сидящей девушки, откинувшейся назад с упором на руки. Грудь при этом выставлена вперед, напоказ, а голова повернута вверх, словно девушка смотрит в небо. На другом скетче девушка наоборот — будто легла вперед на скрещенные руки, прогнулась в спине и подняла попу. Третий — полубоком, с упором на одну руку, одна нога выпрямлена, а вторая согнута и поставлена на нее, свободная рука при этом находится под грудью, как бы приподнимая ее и подчеркивая. И в таком духе было нарисовано еще два скетча.

— Валентина Андреевна, подойдите, пожалуйста. Нам нужно выбрать позу, как вы будете выглядеть на портрете, — улыбнулся я и поманил девушку.

Девушка медленно, сильно смущаясь и стараясь не смотреть мне в глаза, подошла и глянула на наброски. После чего румянец залил ее лицо, проступив даже сквозь легкий макияж.

— Вот эту, — ткнула она не смело пальчиком в одну из поз.

— Хорошо, тогда прошу на кровать, — ответил я, мысленно хмыкая.

Валентина выбрала позу, в которой нужно находиться лежа на боку. Рука согнута в локте и подпирает голову, ноги лежат на кровати, одна нога согнута и немного подтянута к животу. Свободная рука лежит перед натурщицей ладонью по направлению к художнику.

Когда девушка улеглась, я подошел и стал поправлять положение ее рук, ног, наклон головы.

— Плечо нужно слегка отвернуть назад, и немного прогнись в спине. Да, вот так. Голову немного запрокинь. Ага, — я даже легкими касаниями поправлял ее повороты, действуя в этот момент, как фотограф перед фотосессией.

Учитывая, сколько я отработал в прошлой жизни в этой «должности», никакого возбуждения или прочих мыслей, кроме как поставить Валентину в красивую позицию, для получения идеальной картинки у меня не было. Поправить волосы, расправить складки платья на ногах, чуть надавить на талию, чтобы слегка изменить положение тела… Когда я добился устраивающего меня результата и вернулся к холсту, то заметил зоркий взгляд служанки. Бдит! Если бы ей показалось, что я перехожу черту дозволенного, точно бы меня остановила, и плевать ей было бы, что я барин.

Валентина от моих касаний раскраснелась еще больше. Вроде я ничего интимного не делал, да и никаких «особых» мест ей не трогал, но девушке хватило и просто одного факта, что я ее трогал… везде. Грудь ходуном ходит, губки приоткрыты, глаза расширены. Чудо как хороша!

Я тут же взялся за карандаш и принялся рисовать эскиз. А сам старался запомнить вот этот самый момент. Потом-то девушка успокоится, ее состояние изменится, как и впечатление от текущего момента. А мне хотелось запечатлеть на картине именно вот это самое мгновение.

Сменить позу я разрешил Валентине через полчаса, когда закончил делать набросок, и детали можно было прорисовывать уже по отдельности, не обращая внимания на то, в какой позиции стоит или сидит модель.

— Расскажите о себе, — предложил я Валентине, когда та облегченно села на кровать.

Все же полчаса лежать в одной позе — довольно утомительно.

— Ну… — протянула растерянно она, — я музицирую. Иногда пою. Печенье люблю, что наша Фрося печет.

В целом она ничего нового мне не рассказала. Примерно тем же у меня сестра занимается. Да и Кристина тоже училась петь романсы, как понимаю — это основы местного воспитания юных девиц. Из интересного и выделяющего ее на фоне сестры и других девушек — Валя любила вкусно покушать. И не просто покушать, но и сама училась готовить. И даже иногда экспериментировала с блюдами. Вот за тему кухни мы и зацепились языками, чтобы скоротать время. Мне это не мешало, да и я больше молчал, иногда вставляя пару фраз, больше слушая девушку. Зато не было неловкого молчания, как при первом позировании, когда девушка была сосредоточена на том, чтобы случайно не изменить положение тела, а я старался держать в уме то самое первое впечатление при выставлении позы.

Портрет я все же решил делать не красками, а карандашом. Это и быстрее, и будет повод еще раз навестить Уваровых, если Вале захочется картину в красках. Все-таки она мне понравилась. И не только внешне. Общаться с ней было приятно, а некая детская наивность компенсировалась мягкой улыбкой и чувством «уюта» от разговора. У нее не было ни надменности, ни желания чего-то несбыточного. Да и несмотря на небольшое стеснение и отсутствие любви к выпячиванию себя, что несомненно плюс, характер у нее был волевой. Той же кулинарией она занималась уже третий год