Золотом? Так есть у меня и такая информация. Вон, о Миассе расскажу. Пусть проверяют. О бунте им рассказать, что и списки готовы у бунтовщиков, кому жить, а кого убить? Так для того и собираюсь в Кремль. А мне-то что нужно? Прощение, пусть в моем понимании и вовсе нет за мной вины. Еще мне нужно, чтобы меня слушали.

Рассчитывать на то, что меня станут слушать с открытым ртом, да караваями угощать, не приходится. Не преминут люди показать свою власть: скрутить меня, наказать. Но после обязательно, когда эмоции схлынут, когда мои слова будут набатом звучать в головах властных людей, они придут и снова спрашивать станут у меня. Это не домыслы, это закон психологии. И вот тогда будет разговор. Несколько от меня дельных предложений, исходя из опыта поколений, и слушать станут уже внимательнее.

Нужно бы только понять, как проникнуть в Кремль. Да хоть бы и под конвоем.

Я ударил себя по коленям, оперся на них и поднялся с лавки, мол, пора в путь, хватит посиделок на дорожку.

— Егорка… э… Егор Иванович, — в комнату влетел Прохор.

Тот самый любитель выкрикивать с места и тонкий гурман качественных подзатыльников. Только теперь весь запыхавшийся, растерянный.

— Ну, Прошка, говори жа, словно воды в рот набравший! — повелел мой отец.

— Тама Пыж пришёл… вопрошает за полковника… — Прошка посмотрел на меня. — Беги, Егор Иванович. Али полк подымай. За тебя нынче краснокафтанные стоять будут.

Две пары глаз — отца и Прошки — уставились на меня. Я же не спешил дёргаться. Причины, по которым никуда бежать не собираюсь, для себя я уже определил. Кто такой этот Пыж — не знаю, но, судя по всему, должен знать.

Да кто бы он ни был, бегства моего он не увидит.

— Что же я за атаман, что за меня стрельцы стоят, а я бегать буду? — несколько бахвалясь, заявил я.

— Егорка! Себя погубишь, полк сгубишь. Товарищи поверили тебе. Нынче думай не токмо о себе, но о людях, что готовы за тобой идти, — наставлял меня родитель.

Больше ничего не говоря, я тут же вышел из дома, на крыльце которого и обнаружил небольшую делегацию. Там стояли стрельцы, но и не только они. Из незнакомых мне людей было пять человек: трое стрельцов и ещё два мужика, одетых, насколько я это понимаю, по-граждански. Но сабельки имели.

— Вот он! Ента он стрельцов речами смущал. Он жа изрубил голову нашего, полковника Горюшкина, — распалялся, указывая на меня пальцем тщедушный стрелец. — И пономаря дажа не позвали. Отчитать жа нужно убиенного.

У меня на лица неплохая память, тем более что я ставил себе задачу запомнить тут как можно больше людей. И этого стрельца я видел в самом начале событий в Стрелецкой слободе. Теперь понятно, почему я его не замечал после. Убежал он поскорее кому-то стучать.

Вполне закономерно. В каждом коллективе найдётся такая гнида, а порой и не одна. И не уследишь.

— Вот, Егор Иванович, — зло поглядывая на стукача, обращался ко мне дядька Никодим. — Сам Пыжов Потап Климентьевич пожаловал по твою душу.

И столько желчи было теперь в голосе у стрелецкого десятника, столько брезгливости! Очень странно. Мужик же, тот, которого назвали Пыжом, или Пыжовым, был одет очень богато. Я даже рассмотрел на подоле его кафтана серебряную вышивку. В правом ухе у него была золотая серьга с каким-то камнем. А в этом времени одежда является куда более весомым маркером, кто ты есть такой, чем в будущем.

Вот и озадачил меня тон дядьки Никодима — он, выходит, не скрывал пренебрежения, презрения к этому знатному Пыжу [Пыжов был отправлен в отставку, как стрелецкий полковник. Гонял стрельцов больше других полковников на свои вотчины на барщину, кнутами бил. Но не наказан по коллективному запросу большинства стрельцов].

— А ты, старый стрелец, смотрю, давно плетью-то по горбу своему не получал? — отчего-то не ко мне, как к преступнику-рецидивисту, обратился Пыжов, а к Никодиму.

И эта, казалось бы, малозначительная деталь, на самом деле дала мне почву для размышлений. Может, получится договориться? Я же для него неинтересен.

— Ты ли полковника изрубил? — наконец-то я удостоился внимания. — А до того изрубил и полуполковника?

— Нет, — сказал я, видимо, нарушая порядок заготовленной речи, которая должна была прозвучать дальше.

— Как — нет? — Пыжов посмотрел на суетящегося рядом с ним… вот как в мультиках про Маугли, шакала возле тигра Шерхана — на предателя-стрельца.

— Да он это! — недоуменно сказал «шакал». — Побожиться могу!

— Так ты что, лжу возводишь⁈ — прошипел Пыжов на меня, хватаясь за эфес своей сабли.

Он бы и извлёк клинок, но рука стоящего рядом с Пыжовым мужика помоложе упала сверху на пыжовскую саблю.

— Не нужно, брате, — сказал тот, явно более рассудительный из пришедших.

Было с чего этой делегации и вовсе уйти прочь. И без того многие стрельцы так и не покинули двор внутри Стрелецкой усадьбы. А сейчас, будто бы всем пришло сообщение на телефоны, стрельцы вновь собирались в толпу.

Я чувствовал, что если сейчас скажу им растерзать этого Пыжова и всех тех, кто с ним пришёл, то так оно и будет. Нет. Лишней крови не хотелось. Но еще предстояло определить, является ли кровь пыжовская лишней.

— Сие — бунт? — явно испугавшись, спрашивал Пыжов. — Стрельцы бунтовать вздумали? Али не ведаете, что я нынче на посыльных у Юрия Алексеевича Долгорукова. Супротив его пойдете? Так он над всеми стрельцами голова.

Интересно тем временем повела себя охрана Пыжова. Трое его стрельцов попятились в стороны, будто бы и вовсе не знают того человека, рядом с которым стояли. Да они вообще тут мимо проходили. И мне даже показалось, что подобная реакция стрельцов была связана не столько с их трусостью, сколько с тем, что им стало стыдно.

Да и все здесь смотрели на Пыжова с неким презрением — тем же, что читалось в голосе дядьки Никанора.

— Так что, бунт? — повторил свой вопрос Пыжов, словно бы не чуя этой неприязни.

— Пошлите в дом, там и поговорим, — сказал я.

Я посчитал, что уйти эти дельцы могут в любой момент. Но для них это будет точка невозврата. Явно, чтобы скрыть свою трусость, оправдать невыполнение поручения — кто-то же поручил им прийти меня арестовывать — Пыжов и его компания придумают такие небылицы, что все стрельцы окажутся обвинёнными в измене, со всеми сопутствующими.

Нет, до этого доводить нельзя.

Это если бы уже во всю бушевал