говорун, а отвезет его Крамер, он человек надежный и расскажет только то, что мы ему разрешим.
– Муж твоей тетушки троюродной – губернатор, ты думаешь, он за нами погоню не пошлет? – продолжал сопротивляться фон Корф.
– Не пошлет, Крамер скажет, что мы уже второго дня как свернули в Польшу, да и не особо оно князю Ангальт-Цербстскому надо. Мы, так или иначе, его провинцию завтра покинем.
Корф покачал головой.
– Ну, не знаю, мы потеряли Отто, теперь ты еще отошлешь и Густава. А нам, если что, еще полторы тысячи верст по чужим краям ехать. И тебя беречь.
– Все будет хорошо, господин премьер-майор! – подбодрил я его. – Крамер у нас оборотистый, он Отто сдаст и к нам вернется.
Корф все еще думал.
– К тому же, Николай Андреевич, что похороны, что госпиталь обойдутся нам дорого, а родственникам сразу платить не надо, – выложил я последний козырь.
– Ну, пока твой – лучший из вариантов, – согласился наконец барон. – Не будем откладывать. Утром уже дальше ехать надо.
Глава 6
Шкатулка с неприятностями
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ. 11 января 1742 года
– ЗДРА-ВИ-Я-ЖЕ-ЛА-ЕМ-ВА-ШЕ-ИМ-ПЕ-РА-ТОР-СКОЕ-ВЕ-ЛИ-ЧЕС-ТВО!
Иван Анучин стоял в ряду самых верных. Тех, кто месяц назад пошел за государыней. Кто не убоялся. Кто был с Елисаветой Петровной до самого конца.
Государыня была щедра. Новые чины. Дворянские титулы. Всеобщая зависть и ненависть. Ненависть тех, кто не решился. Кто не пошел тогда за ней.
А кто пошел? Да те, кто из народа. Вот сам Иван, из простых, из солдатских детей. А то, что в лейб-гвардии, так здоров больно, крепок и ростом вышел. Подковы гнуть не обучен, но от удара могучего кулака кони приседают.
Лейб-гвардия. Лучшие войска государыни. А они – лейб-компания. Самые верные.
Триста луженых глоток раскатисто выдохнули:
– Виват государыне-е-е!
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ. 11 января 1742 года
Императрица гарцевала на белой кобыле перед строем лейб-компанцев.
Триста. Ее триста. Она была щедра к ним. Никого не забыла и никого не обидела. Смелость берет города. Так говорят. Но они взяли не город – они взяли Зимний дворец. Они взяли всю Российскую империю.
– Спасибо вам, братцы! Будьте верны, и я вас никогда не забуду! Я вас никогда не обижу! Клянусь в том перед ликом Господа нашего!!!
– Ур-р-ра-а-а!!!
Их триста. Но она сделает все, чтобы они стали ядром ее Империи, но не стали «тремястами спартанцами» – последними, кто стоит на пути ее врагов.
Врагов много. Очень много. И внутри ее Царства и вне пределов его. У нее сегодня был на аудиенции Шетарди. Вежливо, жестко напоминал о том, что залогом ее воцарения и признания правительницей России цивилизованными державами были определенные обязательства, которые она согласилась принять. Пусть не письменно, но слово монарха нерушимо, не так ли?
Шетарди прекрасно понимает, что она не наивная дурочка с лифляндского хутора. Пустые слова не понуждают ее к ущербу Державе. Но и руки у нее связаны.
Чего хочет посланник Парижа? Ничего. И все. Территориальных уступок Швеции в виде возврата «законных земель», утерянных ими в ходе Северной войны. Назначений, которые одобрены Францией. Финансовых и прочих обязательств. Уступок вообще.
А тут еще и бумаги эти…
Шетарди настойчив. Но на французах мир клином не сошелся. Фон Корф пишет, что уже почти сговорился с англичанами. Да и второй фон Корф наследника ей, а не шведскому Фредрику везет…
– Ур-ра-а-а!!!
КОРОЛЕВСТВО ПРУССИЯ. ПЕРЕДНЯЯ ПОМЕРАНИЯ. ДАММ. ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР. 11 января 1742 года
Сегодня в России 31 декабря 1741 года. Впереди новогодний Сочельник и сам Новый год. Интересно, как там сейчас в Санкт-Петербурге? Лизавета наверняка устроит пышные торжества, она это дело любит, насколько я помню из истории.
Сладко потягиваюсь. Как я устал в этой дороге, кто бы знал. Вроде молодой организм, а сил почти уже и нет смотреть на окружающую меня действительность. Привык, конечно, за эти годы, но порой так выбешивает, что хоть вой, хоть плачь. Так и лезут в голову печальные каламбуры: «Пообщался с Петербургом по телеге. Теперь жду, когда телега туда доедет и обратно вернется с ответом». Ужас, на самом деле. Без шуток и иронии. Самый быстрый способ связи – гонец на лошади или корабль. Телеграфа нет, электричества нет, и взять его негде. Все электричество сейчас – это молнии в небесах и искры на шерстяном одеяле. Даже исследований электричества толком нет еще. Да и с паром проблема. Нет даже приблизительного понимания, зачем он нужен. Лошадь и люди намного дешевле. Бурлаки на Волге будут еще долго тащить на себе купеческие баржи против течения реки. Бурлаки дешевле, чем пароход, которого еще не придумали.
А так – вода, ветер, лошадь да парус правят этой эпохой.
И я пока ничего не могу с этим всем сделать. Даже воды чистой испить не могу. Ее просто нет. В крупных городах, вроде Берлина, в аптеках продают «чистую горную воду» в кувшинах. Якобы с самых склонов Альп. Очень дорого. Намного дороже вина, не говоря о пойле, которое именуется здесь похабным оскорблением на само понятие «пиво».
Ладно, делать нечего. Все разъехались и разошлись. Встали рано. Крамер с рассветом повез Брюммера к моей родне на лечение, Корф и прочие заняты подготовкой к продолжению нашей экспедиции. Смерть русского посла очень многое сломала в наших планах, да так, что приходилось отчаянно импровизировать.
Меня оставили «на хозяйстве» – присмотреть за вещами. И, вообще, «кто-то же должен быть в лавке».
А денег не то что нет, но впритык. Это к вопросу о лавке. В долг нам тут даже пива не нальют. Думаю, именно тем, что родичи за выхаживание Брюммера плату возьмут потом с моего дядюшки регента, а не с нас, я вчера немца фон Корфа «рискнуть» отвезти болезного в Штеттин и убедил. Тут верст двадцать туда и обратно. Так что Крамер наверняка скоро вернется.
Кстати о деньгах. От де Брилли остались письма в шкатулке. Я не имел возможности ее детально изучить. Может, там пара-тройка золотых медяков и найдется. Господин был не из бедных, а шкатулка дорогая. А нам даже медяк сейчас к месту и ко времени.
Что ж, раз все в разъездах и делах, то почему бы и не посмотреть загадочную шкатулку?
Шкатулка. Ключ. Щелк-щелк. Крышка откинута. Ну, примерно это я уже видел. Подорожные документы за подписью Остермана. Некое подобие «маршрутного листа», с указанием ночлегов и маршрута. От Санкт-Петербурга и до самого Парижа. Некоторые названия зашифрованы. Но есть