Люди в шатре переглядывались. В их глазах читался один и тот же вопрос: что делать дальше? Осада провалена, войско деморализовано, хан при смерти, главный военачальник убит. Сибирское ханство оказалось в мгновение ока на грани катастрофы.

— Нужно отвести войска подальше от Кашлыка, — наконец произнёс Кутугай. — А потом скажем людям, что будет дальше.

— А если хан умрёт? — тихо спросил кто-то из младших мурз. Воцарилось тяжёлое молчание. Все понимали, что смерть Кучума означает начало междоусобной войны за власть. У хана было несколько сыновей, каждый из которых мог претендовать на трон, и у каждого были свои сторонники среди знати.

— Хан жив, — твёрдо сказал Кутугай. — И пока он дышит, мы исполняем свой долг перед ним.

Муллы продолжали свои молитвы, их голоса сливались в монотонное бормотание. Свечи оплывали, роняя капли воска на драгоценные ковры. В шатре становилось всё душнее, но никто не решался первым выйти наружу — все ждали. Ждали чуда или смерти, победы жизни или победы тьмы.

Кучум лежал неподвижно, его лицо было бледным, как первый снег. Только едва заметное движение груди говорило о том, что душа ещё не покинула тело. Судьба Сибирского ханства висела на волоске — таком же тонком, как нить жизни раненого хана.

…Мурза Кутугай стоял у входа в свой шатер, наблюдая, как к нему неспешно приближаются три фигуры.

— Удивительные события случились сегодня! — первым заговорил Хаджи-Сарай, слегка улыбнувшись.

Кутугай кивнул, приглашая гостей войти. За Хаджи-Сараем следовали Баязит Кара-Тумян и Ходжа-Мурат Уржак со своим хищным взглядом.

Внутри шатра горели масляные светильники, отбрасывая колеблющиеся тени на ковры и оружие, развешанное по стенам. Кутугай жестом пригласил гостей сесть на разложенные подушки.

— Карачи мертв, — без предисловий начал Баязит. — Казачья пуля нашла его сердце. Наконец-то. А хан… — он покачал головой. — Лекари говорят, он может не очнуться.

— Или очнется, но уже не тем, кем был, — добавил Ходжа-Мурат, поглаживая редкую бородку. — Я видел, как его несли. Кровь текла, глаза закатились. Даже если Аллах сохранит ему жизнь, править он больше не сможет.

— Сыновья Кучума уже шепчутся по углам, — продолжил Хаджи-Сарай, отпивая из чаши. — Маметкул готов объявить себя наследником. Ишим собирает поддержку. Если не действовать сейчас, может случится все что угодно.

— Именно поэтому мы здесь, — Баязит наклонился вперед, его массивные руки сжались в кулаки. — Ханство нуждается в сильном правителе. Не в мальчишках, которые думают только о мести и славе предков. Нужен тот, кто понимает новые времена.

Кутугай встретил его взгляд, в шатре повисла тишина, нарушаемая только треском фитилей в светильниках.

— Вы готовы поддержать меня? — прямо спросил он.

— Мои люди — твои люди, — кивнул Хаджи-Сарай. — Но не спеши. Сейчас объявить тебя ханом — значит развязать войну между мурзами. Половина поддержит сыновей Кучума из верности роду.

— Ты прав, — согласился Ходжа-Мурат. — Нужно действовать осторожно. Сначала — совет мурз. Покажи себя мудрым человеком. А когда Кучум… — он сделал многозначительную паузу, — когда Аллах заберет его к себе, все станет проще.

— А если он очнется? — спросил Кутугай.

— Тогда будем служить законному хану, — усмехнувшись, пожал плечами Баязит. — Но ты видел его рану. Кучум не может победить смерть.

Кутугай поднялся, остальные последовали его примеру.

— Нужно видеть хана, — решительно сказал он. — Все вместе. Пусть воины видят, что мурзы едины в это тяжкое время. Но сначала… сначала я не против, если наследников хана станет меньше. Причем сделают это они сами.

— Мудрые слова, — одобрил Хаджи-Сарай, поправляя саблю на поясе. — Покажем единство. А там… будь что будет.

Они вышли из шатра и направились к шатру хана, у которого стояла усиленная стража. Воины расступились, узнав мурз.

Они зашли внутрь и направились к лежащему хану.

Но вдруг полог шатра резко откинулся, и внутрь ворвался Маметкул — старший сын хана Кучума. Ему было около тридцати лет, и он напоминал отца в молодости — крупный, широкоплечий, с чёрной окладистой бородой. Лицо его было резким, словно вырубленным топором, а тёмные глаза смотрели тяжело и властно. За ним в шатёр втиснулись десять тяжеловооружённых нукеров в кольчугах, с саблями наголо. Они грубо расталкивали тех, кто стоял у входа, прокладывая дорогу своему господину.

— Прочь с дороги! — рычал Маметкул, пробираясь к ложу отца. — Где муллы⁈ Где ханская печать⁈ Мой отец жив?

Его громовой голос заставил всех присутствующих вздрогнуть. Старший табиб поклонился:

— Хан жив, господин, но рана тяжела…

Не дослушав, Маметкул оттолкнул лекаря и склонился над отцом. В его глазах не было сыновней скорби — только холодный расчёт. Он искал признаки жизни не для того, чтобы облегчённо вздохнуть, а чтобы понять, как скоро освободится место повелителя Сибири.

А затем полог шатра вновь распахнулся. Вошёл Ишим — младший сын хана, двадцати семи лет от роду. Он был стройнее брата, лицо его — открытое, почти мягкое, но в глазах горел тот же огонь честолюбия. За ним следовали восемь телохранителей, тоже с обнажённым оружием.

И Маметкул, и Ишим уже забегали в шатер, когда только стало известно о случившимся, но тут же ушли. Вероятно, чтобы собрать верных людей и решить, как действовать дальше.

И, судя по всему, им в голову пришла одна и та же мысль.

— Брат, — произнёс Ишим, и в этом слове было больше яда, чем в укусе степной гадюки, — ты торопишься. Отец ещё дышит, а ты уже хочешь занять его место?

Маметкул медленно выпрямился и повернулся к брату.

— Я — старший сын. А ты что ты здесь делаешь?

— Отец хотел видеть меня своим наследником, — спокойно ответил Ишим. — Он знал, что ты слишком безрассуден. Ты погубишь ханство своей злобой, как погубил бы эту осаду, если б командовал вместо Карачи.

Шатёр был уже переполнен — внутри собралось более тридцати человек. Стало невыносимо тесно и душно. Воздух был спёртым, пропитанным запахом пота, крови и страха. Пыль поднималась от множества ног, оседая на лицах и одежде. Входные пологи не успевали закрываться — кто-то входил узнать новости, кто-то выходил передать их дальше.

— Ты смеешь оскорблять меня⁈ — взревел Маметкул, хватаясь за рукоять сабли. — Ты, который прятался за спиной отца, пока я водил отряды⁈

— Я не прятался, — холодно ответил Ишим, тоже положив руку на оружие. — Я учился мудрости, пока ты упивался кровью. Отец это ценил.

— Где печать⁈ — заорал Маметкул, обращаясь к муллам. — Покажите ханскую печать! Дайте ее мне!

— Печать при хане, — дрожащим голосом ответил один из мулл. — И пока он жив…

— Пока он жив⁈ — Маметкул рванулся вперёд. — Давай ее, и я решу, что будет, пока он жив