Тараны были отлично защищены от огня снаружи, но поджог изнутри оказался для них уже чересчур. Языки пламени побежали стенам и потолку, черный дым повалил столбами. Первый таран запылал как исполинский костер, за ним второй, третий. Жар был такой, что пришлось поливать стену, чтобы не заполыхала еще и она.

Я достал подзорную трубу и направил ее на ханский шатер. Там творилось невообразимое. Мурзы и муллы сбегались со всех сторон, размахивая руками, что-то крича. Татары падали на колени, кто-то пытался навести порядок, но его мало кто слушал.

В татарском стане воцарился полный хаос. Отряды, только что яростно штурмовавшие стены, теперь стояли в отдалении, не понимая, что будет дальше.

Я опустил трубу и оглядел наши позиции. Казаки ликовали. Ермак стоял на стене, подняв бунчук. Штурм, который мог стать для нас последним, не состоялся.

Три тарана догорали у стен, извергая черные клубы дыма. Огонь трещал, перекрытия с грохотом обрушивались внутрь, искры фонтанами взлетали к небу. От жара стало трудно дышать. Внизу валялись брошенные татарами лестницы и щиты. Некоторые казаки уже поглядывали, чтоб спуститься и пособирать трофеи, но большинство просто стояли на стенах, не веря в случившееся.

— Эй, Максим! — окликнул меня Иван Кольцо. — Твои хитрые пищали сработали!

Я только кивнул, продолжая наблюдать за татарским лагерем. Татары топтались на месте, но было видно — боевого духа в них не осталось.

Солнце клонилось к закату, окрашивая дым от горящих таранов в багровые тона. Я расстегнул душный кафтан, пропитанный пороховой гарью и потом, и, глядя на полыхающие тараны, негромко произнес:

— Люблю запах напалма поутру.

* * *

…Свинцовая пуля из казачьей пищали пробила одежду хана Кучума, окрасив шёлк алой кровью. Хан широко раскрыл глаза, не веря, что это могло произойти, и повалился на землю. Другая пуля настигла Карачи. Он рухнул, как подрубленная берёза, и больше не поднялся. Мгновенная смерть.

— Хана ранили! Хан повержен! — закричали телохранители, бросаясь к телу властителя. Нукеры подхватили обмякшее тело Кучума. Другие кинулись к Карачи, но мурза уже не дышал — пуля попала точно в сердце.

Весть разлетелась по татарскому войску быстрее степного пожара.

— Хан пал! Карачи убит! — эти слова передавались от одного воина к другому, искажаясь и обрастая страшными подробностями. Для татарских воинов это было не просто ранение военачальника — это был знак свыше, дурное предзнаменование. Если сам хан, помазанник Аллаха, повержен неверными — значит, небеса отвернулись от правоверных.

Ряды осаждающих дрогнули, затем начали рассыпаться. Воины, ещё мгновение назад готовые идти на приступ Кашлыка, теперь в ужасе пятились назад.

— Аллах отвратил свой лик! — кричали они, бросая осадные лестницы и щиты.

В лагере воцарился полный хаос. Кто-то вопил, что хана убили русские колдуны заговорёнными пулями; другие клялись, что своими глазами видели, как душа Карачи вылетела из тела белой птицей; третьи призывали мулл начать молитву за упокой. Знамёна с полумесяцем опустились к земле, словно поникшие от горя. Барабаны, ещё недавно гремевшие боевым ритмом, смолкли. Вместо них теперь звучали только крики ужаса и причитания.

Татарское войско откатывалось от стен Кашлыка подобно отливу. Воины бежали, толкая друг друга, роняя оружие. Некоторые мурзы пытались остановить бегущих, но их голоса тонули в общем гаме. Осада, казавшаяся почти выигранной, в одночасье превратилась в беспорядочное бегство.

Телохранители внесли бездыханное тело хана в его большой походный шатёр. Находящегося без сознания Кучума бережно положили на драгоценные бухарские ковры, устилавшие пол. Рядом опустили тело Карачи, но мурза был уже мёртв — его лицо застыло в выражении удивления, словно он не успел понять, что с ним произошло.

Внутри шатра закипела лихорадочная деятельность. Старший лекарь-табиб острым ножом разрезал окровавленный халат хана, обнажая рану. Пуля вошла справа в грудь. Второй лекарь готовил снадобья — растирал в ступке травы, смешивал их с кумысом и мёдом. Муллы склонились над телом властителя, нараспев читая суры из Корана. Один из них окуривал шатёр травами, надеясь отогнать злых духов.

— Дышит… ещё дышит, — прошептал табиб, приложив ухо к груди хана. Дыхание было едва различимым, прерывистым, но оно было. Лекарь осторожно влил в приоткрытый рот Кучума настой из целебных трав, массируя горло, чтобы заставить проглотить.

В шатре собралось уже больше двадцати человек. Четверо телохранителей-нукеров встали у входа, скрестив сабли. Трое старших мулл не прекращали молитвы. Несколько мурз среднего ранга топтались поодаль, не решаясь подойти ближе. Двое табибов склонились над раненым. Слуги суетились, принося горячую воду, чистые ткани, новые снадобья.

Воздух в шатре стал тяжёлым, душным. Пахло кровью. К этому примешивался запах топлёного жира от множества свечей, дым ладана, острый аромат лекарственных трав. От жары и духоты у многих кружилась голова.

Полог шатра откинулся, и внутрь вошёл мурза Кутугай — седобородый воин, один из старейших сподвижников хана. За ним следовали двое его телохранителей. Следом появился молодой мурза Саид-Яр, потом Ураз со своей свитой. Каждый из знатных татар приводил с собой одного-двух воинов. Шатёр наполнялся людьми, становилось всё теснее.

Мурзы собрались в дальнем углу шатра, подальше от лежащего хана. Они говорили приглушённо, почти шёпотом, но в их голосах слышалась тревога.

— Кто теперь отдаст приказ войску?' — спросил Кутугай, поглаживая седую бороду.

— Войска уже нет, оно разбежалось, — мрачно ответил Саид-Яр.

— Нужно собрать воинов, восстановить порядок, — сказал Ураз.

— Но кто поведёт их? Карачи мёртв, хан… хан между жизнью и смертью, — возразил Саид-Яр. — Кто-то из сыновей Кучума, может быть, но справится ли он? И что будет потом?

Муллы и слуги перешёптывались:

— Хан не дышит… нет, дышит, но так слабо…

Время от времени грудь Кучума едва заметно приподнималась, давая надежду, но эти вдохи были такими редкими, что казалось — вот-вот случится последний.

Старший табиб выпрямился, утирая пот со лба. На его руках и одежде была кровь.

— Я сделал всё, что мог, — устало сказал он.

— Пуля глубоко, до неё не добраться. Если бы она прошла навылет, было бы проще, но она застряла внутри. Кровотечение остановлено, но что там повреждено внутри — знает только Всевышний.

— Значит, есть надежда? — спросил один из мурз.

Табиб покачал головой:

— Надежда всегда есть, пока человек дышит. Но она невелика. Я видел таких раненых — из десяти выживает один. Как решит Аллах, так и будет. Мы можем только молиться и