— Как бы мы ещё успели подготовить линейных пешцев… — выразил надежду Фёдор Юрьевич Ромодановский.

— Так потому-то и хватит нам чаёвничать, боярин! Давай выводить на учебные площади стрельцов. Пора сравнить, кто лучше всего линейную науку осваивает! — залихватски заметил я.

Очень странные у нас отношения с Ромодановским. Словно бы оба мы бояре. Может, я только чуть-чуть младше возрастом, хотя по виду так оно и есть. Но в этой истории этот человек наверняка покажет себя точно не хуже, чем в иной реальности. Насколько будут внедрены новшества, посмотрим. В этом деле крайне не хватает жесткой руки самодержца. Но уже набирает ход процесс. От малого к большому.

А пока за работу. Нам категорически не удаётся даже со стрельцами организовать плотное каре. А без подобного построения идти и воевать войску, преимущественно состоящему из кавалерии, категорически нельзя.

Так что всю вторую половину дня я только и делал, что тренировался сам, логикой и какими-то обрывочными знаниями из будущего выстраивал систему обучения.

А вечером меня ждал плотный обед и вожделенная женщина. Нет, я её не отдам даже отцу, даже если мне придётся стоять против пяти тысяч его степных воинов. Но поговорить с тестем необходимо.

Тут же важно, чтобы он признал в Анне свою дочь. И это будет крайне сложно, так как она всё-таки христианка. Но ведь можно её не признавать в своём, мусульманском мире, но при этом выдать хоть какую-то бумагу, подтверждение, что не забыл о своей старшей дочери.

И тогда выходит, что это не я делаю милость Аннушке, выбирая её в жёны. А это она — княжна… Если бы только получилось привести этого ногайского бея под руку русского царя, да с признанием его титула… так и вышло бы, что Анна, действительно, княжна.

Нужно будет тщательно проработать и то, что я буду говорить своему тестю, и то, чем буду его одаривать. Может быть, и получится как-то повлиять.

* * *

Москва

17 августа 1682 года

Я смотрел, как покидают Москву многочисленные обозы. Стрельцы уходили на Восток. Недовольные, то и дело бросающие злобные взгляды на любопытствующих москвичей. Но они не были казнены. Пусть бы порадовались уже этим фактом.

Конечно, происходящее в некотором смысле авантюра. Ну дойдут они до Нижнего Новгорода, потом на Казань, в сибирские городки, каждый отряд в свой. А как встречать будут местные власти? На кой ляд им эти стрельцы? И бунт возможен, и дезертирство.

Уходили стрельцы еще и с некоторыми консультациями, как себя вести с местными. Может удастся создать из тунгусов и других народов воинские подразделения для помощи в отражении атаки маньчжуров.

И тогда на месте должен появиться Голицын, которому и предстоит доказать свою состоятельность и заключить мирное соглашение. Амур должен стать русским! И нам необходимо иметь место для военно-морской базы. Да, на будущее, может и чтобы строить там корабли лет так через двадцать. Но место должно быть.

В Москву я прибыл, чтобы увидеться с родными и посмотреть, как идут работы на предприятиях Стрелецкой Корпорации. Нам просто необходимо было создавать обувные и текстильные мануфактуры, а лучше, так и заводы. Обмундирование новых рекрутов обходится в очень серьезные деньги и закупается в Европе. Ну как же допустить, чтобы такие деньги уплывали в Голландию и Англию!

Но сперва я решил посетить Кремль, и то мероприятие, что состоялось перед отправкой стрельцов на Восток.

— Несите православие, крестите поганцев и там, где будет православный крест стоять, там и правда будет! — буквально полтора часа назад увещевал всех патриарх Иоаким.

Очень надеюсь, что к такому посылу уходящие на границу с Китаем русские люди не особо прислушаются. Кому можно, я вложил в голову, что насильно мил не будешь. Нельзя навязывать свою религию, когда вот-вот разразится война.

Тут нужно тоньше работать, на противовесе с репрессивной политикой маньчжуров. А то увидят в русских только лишь завоевателей, так и кормовой базы лишат. Без торговли с местными и ясака выжить будет сложно. Слишком много воинов отправляется в те края, некому хлеб сеять, чтобы такую ораву прокормить. Тут либо помощь со стороны местных, либо вовсе никак.

Вместе с этими стрельцами отправлялись и те, кто их сопровождал. Порядком пяти сотен стрельцов и бойцов полков наземного строя уходили в Сибирь. Нехотя, но ничего не поделать. Россия необъятная, служилые люди нужны во всех уголках страны.

Если для проявившихся и осужденных главной мотивацией было искупить свою вину и вернуться назад уже через шесть лет. То тех, кто их сопровождал, пришлось мотивировать рублём.

И по этому поводу у меня состоялся не самый приятный разговор с Матвеевым, который включил режим жёсткой экономии, оперируя тем, что казна трещит по швам. Но деньги выделены. А подводы с провиантом собирали чуть ли не всем миром. Первый стрелецкий приказ только собрал десять телег с продовольствием и с оружием.

Одной полусотне стрельцов я смог выкроить фузеи с примкнутым штыком. И вместе с ними отправляется один из кузнецов из мастерской сотника Собакина. Может быть, успеют ещё сделать штыки до начала наступления маньчжуров, и тогда немного, но усилится мощь русских бойцов на Дальнем Востоке. Но, главное — пушки. Их везли пятьдесят единиц. Не так много, но был приказ в другие городки Сибири, чтобы максимально наделили артиллерией это воинство.

Нам никак нельзя проигрывать войну за Албазин. Если удастся плотно стать на Амуре, то это в том числе и сельскохозяйственные угодья, куда со временем можно было бы отправлять и крестьян. Ну и прочный выход к Тихому океану.

— Ну, наставник государев, доволен ли ты? — с явным сарказмом спрашивал у меня Матвеев.

Я стоял на кремлёвской стене и в подзорную трубу наблюдал за тем, как уходят стрельцы. Не слышал, что боярин ко мне приблизился. Вокруг было много иных шумов, да и мое сопровождение, охрана, не пропустила бы абы кого.

Удалось сдержаться и не показать Матвееву, что его присутствие рядом оказалось неожиданным.

— Как государь? Как науки постигает? — спрашивал Артамон Сергеевич.

Хотя в этих вопросах я не услышал особой заинтересованности, будто бы они прозвучали для затравки разговора, я ответил.

— Каждая наука по-своему дается. Я передавал через Фёдора Юрьевича Ромодановского, что веду диаруш, где выставляю оценки государю за каждый урок. По требованию могу предоставить боярскую думу, — спокойно ответил я.

Диарушаем я называл дневник или, скорее, даже журнал. Говорил это на польский манер, чтобы было понятно, что имею в виду. Пока такой формы контроля за