просунуть в комнату.
– Герр Хайнц, похоже умер ваш жилец.
Хайнц побледнел.
– По внешним признакам – вторичный разрыв селезенки.
У немца кровь стала отливать с лица.
– Вы медикус? – с надеждой произнес он.
– Да, окончил университет в Киле, – ответил я на автомате.
– Gottlob, господин, – воздал управляющий славу мне и Богу.
– Вызовите местного врача и пришлите того, кто может просунуться в дверь, мы отодвинем тело, – продолжил я распоряжаться, вжившись в роль лекаря.
– Хорошо, господин.
Хайнц побежал звать то ли сына, то ли служку. Пришли даже два моего возраста юноши. С ними мы, не меняя его позы, оттащили шевалье от двери. На удивление быстро прибежал и медик. Он подтвердил мой диагноз. Мы сошлись, что покойный вчера получил в левый бок удар от лошади, но будучи пьян не почувствовал боли, а ночью кровяной пузырь в селезенке порвался, он смог встать, но сил позвать на помощь у шевалье уже не хватило.
Вся эта суета отняла последний предрассветный час, так что из Потсдама мы выехали только с первыми лучами солнца. Брюммер протрезвел и, кажется, был готов бежать впереди лошади.
Глава 5
Волчьи бега
КОРОЛЕВСТВО ПРУССИЯ. ДОРОГА. ВОСТОЧНЕЕ БЕРЛИНА. 8 января 1742 года
Утром рысцой ехали по окраинам Берлина – не впечатляющая уже «экзотика» вокруг меня. Повидал.
Отобедали в Мальхове, у озера.
Вновь скучная дорога.
Размеренно. Своим чередом.
Ну, и слава богу. Бранденбургская столица осталась позади. Бешеной погони вроде нет. Даст бог – вырвемся.
Едем на восток.
Лениво.
Поездка в возке удовольствие еще то, но я уже привык. Хорошо, хоть снега намело в ночь, а то бы мы намучились на берлинских мостовых. Скептически посматриваю на стонущего Брюммера. Уж кто бы жаловался. Если бы не я, то помер бы он тут давно. Утренний энтузиазм его угас, клюет носом. Похоже, жар начинается. Плохо, что я забыл осмотреть его повязку в Потсдаме. Суетно было с утра, не до этого. А в дороге осмотреть его негде. Вот пересел к нему в возок, а то преставится еще до ночевки.
Я делаю, что могу. А что я могу?
Плохо тут с медициной. Совсем плохо. Практически обхохочешься. Не так давно тут доктора во время чумы с клювами ходили. Такими. Мощными. С полметра длиной. Почти шучу. Травами клювы набивали. Ароматическими. Чтоб гекатомбы гниющих тел во время эпидемий не так портили чувствительные рецепторы медикусов. Впрочем, в середине восемнадцатого века ситуация немногим лучше. Я окончил Кильский университет по части медицины, я знаю. Не буду живописать, но поверьте мне на слово.
Никогда не подозревал, что я великий медик. Теперь главное, чтобы остальные об этом не заподозрили. Могут возникнуть вопросы.
На самом деле с медициной плохо даже в Европе, в России же вряд ли за пару-тройку тысяч лет что-то принципиально изменилось. Народная медицина, ворожба, поверья, примочки, заговоры. Что-то работало, что-то нет. Впрочем, я тут грешу на родное Отечество. Дипломированные иноземные медики и у нас наличествуют. В столицах. Тот же Лесток. А в Европах, в глубинке их, ничем не лучше Руси-матушки, новомодные медикусы – большей частью коновалы и шарлатаны. Генделя с Бахом вот здешние офтальмолухи уморили или уморят скоро. Медикусов здесь больше, чем в России, и доступны они не только аристократии или очень богатым хворящим. Но для простого люда они дорого выходят, простолюдин больше к знахарям да цирюльникам ходит. Цирюльникам разрешено кровь пускать, а тут половину болячек этим лечат. Поэтому хочу заметить, народные травницы и костоправы, и даже ворожеи с заговорами, эффективнее медикусов.
В целом же, народ помирает массово. И аристократия, и местный вариант будущих буржуа, и крестьяне с горожанами. Огромна детская смертность. Просто чудовищна. Когда вам кто-то говорит, что «в таком-то веке средняя продолжительность жизни составляла всего…», плюньте ему в морду. Это неправда. Даже при плохой медицине люди вполне живут сейчас до семидесяти и дольше лет. Если, конечно, выживают в первые пять-десять годков своей Богом отпущенной жизни. А с этим как раз проблема. Даже в России крепостная девочка девяти лет от роду, как ликвидный товар, стоит целых шесть рублей, а полугодовалая всего пятьдесят копеек. Утка стоит три копейки. Это для сравнения. Вот и считайте ценность человеческой жизни в середине XVIII века. Особенно сызмальства.
Антропологи утверждают, что естественный отбор и все такое – это хорошо. Мол, в третьем тысячелетии люди разучились выживать, а медицина научилась спасать кого надо, и тех, кого, с точки зрения естественного отбора, и не следовало бы. Нужна выбраковка популяции. Не знаю. Я не в этой области специалист. Знаю только одно – в России самым катастрофическим образом сейчас не хватает людей. Это просто катастрофа.
Где-то я читал, что в середине XVIII века численность населения Земли всего-то была на уровне 600 миллионов человек. А население России – 16 миллионов. Меньше Москвы моего времени. Правда или нет – я не знаю. И никто не знает. Бескрайние территории. И даже в центральной части никого нет.
Мимо проносились заснеженные поля. Пруссия. Противник, сосед и друг России на века. Как тут обернется – я не знаю. Могут ли Россия и Германия дружить или хотя бы понимать друг друга? Да, могут. Германия – она разная. Знаю это и по этой жизни, и по той. Может, удастся к лучшему и ее историю повернуть.
Посмотрим.
Насколько я помню, Россия едва не оттяпала в ходе войны с Пруссией себе Восточную Пруссию. И лишь воцарение моей тушки спасло будущую Германию от потери целого огромного края. Ну, я постараюсь таких подарков Фридриху не делать.
Самим пригодится.
А с медициной – да. Вот Брюммер пример. Повезло ему. И я рядом оказался, и рана не слишком серьезная, да и вообще. А на войнах смертность жуткая. Большей частью санитарные потери от ран и дизентерии.
И это при том, что людей остро не хватает. Никаким перенаселением пока не пахнет. Особенно в России. Горстка людей пытается освоить гигантские просторы. И защитить их вдруг что. А ведь у тетки в державе ни Кавказа, ни Новороссии, ни Крыма и Кубани, не говоря уже о Приморье, нет! Для их завоевания и освоения живые люди нужны, много, а у нас и половины нет! Можно ли поднять уровень медицины и снизить смертность, включая детскую? Можно. Не вдруг. И не за двадцать лет. Но можно.
Грядет, так или иначе, Великая Французская революция и прочие наполеоновские войны. Огромные потери и разорения. Крымская война еще. Но