И несколько сотен всадников с длинными пиками тронули коней с места. За нами поспешали рейтары, фланги занимали конные аркебузиры, а рядом с гусарами скакали с полсотни пятигорцев, из тех, кто остался с нами, а не был отправлен с Кмитичем для противостояния конной армии Оссолинского. Пускай и лёгкая гусария, но тоже подспорье, с копьями они умеют управляться умеют отлично.

Польские всадники дисциплинировано, по команде рожков и труб подались назад, чтобы всей силой снова набрать разгон и ударить. Быть может, это и стало бы последней соломинкой, переломившей спину верблюда. Слишком измотаны были наёмники, да и выбранцы с гайдуками, несмотря на невеликие потери, как будто сердце потеряли. Сколько ни палили они по гусарам и панцирным казакам, почти никто не валился с седла, словно все они были заговорённые. Когда же нет никакого результата твоей стрельбы, наверное, во сто крат сильнее хочется бросить пищаль и бежать куда глаза глядят, раз враг так силён и, почитай, неуязвим для твоих пуль.

Но прежде чем это произошло, ударила наша кавалерия. Проскочив мимо вставших как можно теснее пикинеров и уступивших нам дорогу мушкетёров с гайдуками и выбранцами, мы обрушились на не успевшего толком развернуться и построиться для новой атаки врага.

Я снова нёсся в общей массе тяжёлой конницы, как под Гродно, ощущая себя частью чего-то большого и неимоверно массивного. Мы врезались в польских гусар единой массой, но не разметали их, конечно. Лишь преломили копья, выбив из сёдел многих, а после в дело пошли концежи и палаши. Я рубился отчаянно, не глядя по сторонам, как при Клушине или под Москвой. Сейчас мне важнее всего было нанести удар быстрее врага, разрубить чьё-то перекошенное ненавистью лицо, рубануть сверху, стараясь попасть рядом с наплечником, чтобы клинок вошёл туда, где он крепится к кирасе, просто ударить посильнее, чтобы враг отшатнулся и я смог бы врезать ему снова, добить, прикончить, и тут же сцепиться со следующим. И так снова, снова и снова. Круговерть лиц, рук, концежей и конских морд. Вот что такое сражение. И нет из него выхода: либо победить, либо погибнуть.

Когда польские гусары, а вслед за ними и панцирные казаки дрогнули, я конечно же не заметил. Просто сражаться стало проще, врагов стало меньше, а после они и вовсе пропали. Только тогда я смог оглядеться, и понял, что гусары отступают. Видимо, первыми не выдержали панцирные казаки, им пришлось противостоять рейтарам и конным аркебузирам, которые обстреливали их с флангов, не вступая в рукопашную схватку. Козиглова, что бы про него ни говорили, как бы ни смеялись, командир был толковый и приказы умел выполнять. Поняв, что им грозит окружение, подались назад и гусары, отступая под нашим натиском вполне организованно. На флангах панцирные казаки уже кое-где побежали, окончательно сломав боевые порядки, и давая рейтарам возможность преследовать их и рубить палашами по спинам. Кони-то у нас посвежее будут, так что уйти удавалось немногим.

И тут случилось то, что после назовут чудом на Висле, конечно же, имея в виду всё наше сражение, однако в тот момент чудом показалось именно это. Из леса, откуда утром в туманной дымке выезжали конные хоругви Оссолинского, показались новые всадники. Они сходу, без порядка, обрушились на отступающих гусар и бегущих панцирников.

Я опустил палаш, копьё сломалось в первые же мгновения конной сшибки. Можно возвращаться к гетману с князем. Битва окончена.

Глава 27

Подкрепления

Я готов был в обе щеки расцеловать Кмитича и Лисовского, хотя последнего и должен бы ненавидеть, да и ненавидел всей душой. Слишком много горя принёс этот человек моей Родине. Однако сегодня эти двое буквально изменили весь ход войны. Варшава была обречена, что я и заявил на первом же военном совете, состоявшемся на левом берегу Вислы.

— Я даже не рассчитывал на такой успех, — говорил я, — какой принесла нам битва на Висле. Благодаря стражнику великому литовскому и полковнику Лисовскому нам удалось не просто разбить, но разгромить, рассеять по округе всё войско Оссолинского. А ведь это едва ли не половина всей кавалерии Жигимонта.

— Жаль самого воеводу подляшского взять в плен не удалось, — покачал головой Лисовский.

Конечно полковник невелика птица, чтобы на военных советах присутствовать, но сегодня особый день, и не пригласить его я не мог. Хотя и старался не смотреть особо в его сторону.

— Хороший выкуп можно было бы за него взять, — усмехнулся Кмитич, — но уж не свезло, так не свезло. И так добычи твои лисовчики взяли богато, столько и липки к рукам не прибрали.

Между татарами и лисовчиками после боя даже короткие схватки за пленников и добро вспыхивали. Их гасили рейтары Козигловы, неизменно оказывавшиеся рядом с буянами, чтобы угомонить всех разом. При этом добро как-то само собой оказывалось у рейтар, спорить с которыми не желали ни липки, ни лисовчики.

Кмитич с Лисовским шли спасать наше войско, торопились к переправе, взяв с собой в войско столько коней, что на каждого всадника по три приходилось. Забирали у богатых, давно не ведавших войны мазовчан рабочих лошадок, каких не жалко и загнать. Боевых и верховых коней жалели: гнали без груза и даже без сёдел, как табун. Мчались как ветер, без отдыха, загоняя крестьянских лошадок, и лишь после того, как те падали, пересаживаясь на верховых. Боевых же берегли до последнего. Лишь перед самой атакой накинули на них сёдла и ударили. Сходу, без порядка, думая, что спасают, на деле же оказалось, именно они превратили победу в полный разгром. Опрокинули и порубали уже бегущих, сломавших боевые порядки панцирников, врезались с тылу в отступающих гусар так, что те внезапно оказались в окружении. Рубились, правда, до последнего, жестоко, не желая сдаваться в плен. Кое-кто даже прорвался: всё же лисовчики, липки и даже пятигорцы были кавалерией лёгкой. Гусары прорубались через них, нанося страшные раны своими длинными концежами, и пускали спотыкающихся коней вскачь, пытаясь уйти подальше. Многих потом приводили на арканах те же липки: далеко на таких уставших конях не уедешь. Однако кое-кому всё же удавалось спастись.

И тем не менее можно было с уверенностью сказать, что конное войско Оссолинского перестало существовать. Конечно какая-то часть его придёт в Варшаву, неся королю чёрную весть. Однако много кто решит, что войны с него хватит и