— И с кем же? — напрягся я.

Мне такой поворот совсем не нравился.

— Да хоть бы и с Валентиной, раз уж тебе Кристина не по нраву, — пожал плечами папа.

— А если позже гораздо лучше партия подвернется?

— И где ты ее найдешь? — хмыкнул отец, откинувшись обратно на спинку кресла.

— В Дубовке. В Царицыне. Россия большая, — пожал я плечами.

— И покинешь отчий дом?

— Зачем? Это же жена в дом мужа переезжает, а не наоборот.

— Да я не о том, — отмахнулся отец, — чтобы там их найти, невест этих, надобно отсюда уехать. И для чего? Что ты там забыл?

— Так мне все одно придется для написания портретов в дома заказчиков ездить, — парировал я. — А кто такие портреты будет заказывать, как не дворяне, да купцы видные?

— Хмм, — задумался отец, — о том я не подумал. Ладно, даю тебе год. Ежели не найдешь себе за это время невесту, потом я сам за твое сватовство возьмусь.

— Чего ты так торопишь меня? Сам чай не в шестнадцать лет женился.

— Так я про женитьбу и не говорю. Про помолвку лишь.

— И ее легко расторгнуть, если нужно?

Отец нахмурился. Затем встал из-за стола и подошел к окну.

— Тревожит меня твое поведение, — ответил он, не глядя на меня. — Опосля того, как господь памяти тебя лишил, изменился ты, Рома. Сильно. Раньше — слушался и слова поперек не давал. А сейчас…

Откровения отца задели меня. Я-то уж думал, что он принял меня и забыл о потере мной памяти. Зря, как оказывается. Беспокоит это его. Так еще и мне по больному бьет! Я сам стараюсь о прошлой жизни не думать. Иначе на стенку полезу от мыслей тревожных. За маму в первую очередь, что там — в будущем — осталась.

— Если я не буду свое мнение иметь, то разве стану хорошим хозяином после тебя? Разве ты во всем деда слушался?

Помолчав, отец нехотя кивнул.

— Твоя правда. Ладно, оставим пока этот разговор. Вон, уже и Еремей идет.

Староста деревни зашел в кабинет через пять минут. Глубоко поклонился сначала отцу, затем уже не так низко и мне, после чего с выжиданием остался стоять.

— Мне конюх нужен, — без предисловий начал отец. — Но чтоб не как Аким. Бабам под юбки не лез, в спиртном меру знал, да умел язык на замке держать. Ну и за лошадьми уход держал достойный. Есть в деревне такие?

— Есть, как не быть барин. Да взять хотя бы моего второго сына — Митрофана. И за юбками не волочится, жинку давно уж имеет, и хмельное пьет лишь по праздникам и в меру, да и лошадей у нашей деревни всех обихаживает. Роды у них, опять же, без Митрофана не обходятся. Коли надо помочь лошадке ожеребиться — сразу его зовут! Рука у него в этом деле легкая, барин.

— И ты мне предлагаешь своего сына? — усмехнулся отец. — Такого справного, что тебе самому надобен должен быть. И от жинки его отрываешь. Еще небось он и деток имеет?

— Как же не быть. Двое у него, — кивнул Еремей.

— Вот. Без кормильца собственных внуков оставить хочешь? За что ты так на него взъелся-то?

— Да как можно, барин? — упал на колени староста. — Люблю я его, души не чаю!

— Ну и зачем тогда мне отдать хочешь в конюхи? За хозяйством следить он не сможет. С жинкой и детками меньше видеться будет. И платить я ему буду месячину, с которой ему оброк еще придется отстегивать. Так за что ты ему такую долю пророчишь?

Я слушал отца и понимал, что мне бы и в голову не пришло обо всех этих тонкостях спросить. Даже не представляю, насколько может сказаться на семье крестьянина потеря мужика. А отец — сразу просек, что что-то нечисто.

— На язык он остер шибко, — признался староста. — И частушки любит колкие про всех говорить. К месту и без. Сочиняет их на лету. Да такие обидные, что бьют его смертным боем, а он никак не уймется. Ежели бы не его полезность, так давно и удавили бы где-то по-тихому. Ну и на праздники он один из первых скоморохов у нас. Так как он — никто на дудочке играть не может! Аж за душу берет. Боюсь я за него, барин, что не удержатся мужики однажды. Рука у некоторых тяжелая, а Митрофан статью в меня пошел, — развел Еремей руки.

Я оглядел старика. Худой, низкий — ниже меня почти на полголовы, руки тонкие. Понятно, что силы в нем немного.

— Ты же сказывал, что он язык на замке держать может? — удивился отец.

— Дык, то про тайны я сказывал. Да и вас он никогда не поносил. Как же можно⁈ Но вот есть у него причуда — недостатки людские высмеивать. И ничего с этим поделать нельзя, — вздохнул горько старик.

— Ладно, зови своего Митрофана, — нехотя кивнул отец. — Посмотрю на него. И сам возвращайся, разговор еще не окончен.

— Я пока до Корнея схожу, — встал я со стула, — скажу, чтобы он мне лошадь запряг.

Отец лишь махнул рукой. Мужик нашелся на заднем дворе. Мальчишки под его приглядом делали упражнения, а он продолжил обкапывать плодоносные деревья. Все же никто ему прошлого приказа, подготовить мне площадку под занятия, не отменял.

— Корней, мне конь нужен. Отец отправляет деревни объехать.

— Заседлаю, барин, — кивнул он. — Если позволите, сейчас деревце пересажу и тут же все исполню.

— Хорошо, я пока у отца буду. Кстати, ты Митрофана, сына старосты, знаешь?

— Видел, — кивнул он. — Скоморох знатный, да и ну дудочке играть горазд.

— Еремей его конюхом к нам пророчит. Что думаешь, выйдет из него толк?

— С лошадьми он любо дорого обращается, — подтвердил слова старосты мужик, — но язык у него — что помело, — нахмурился он. — Уж не серчайте, ежели я ему укорот давать за это буду.

— Я предупрежу отца.

Когда я вернулся в кабинет, староста еще не пришел. Тут же и рассказал папе о просьбе Корнея.

— Вот как? — нахмурился отец.

На его лице появилось выражение из разряда «и хочется, и колется». Вроде и конюх справный нужен, и в этом плане Митрофан нам по всем статьям подходит. А с другой — язык мужика и подвести нас может в самый не подходящий момент.

— Давай его на испытательный срок возьмем, — предложил я. — Пускай пару недель у