Сперва увели кавалерию, которая должна сопровождать обоз с большей частью пушек. Это была наименьшая часть нашей армии. В осадном стане находились лишь гусары с рейтарами да часть пятигорцев. Остальные, включая конное шляхетское ополчение, противоборствовали с Оссолинским, всеми силами отвлекая его от наших перемещений. Когда же от места переправы через Вислу прискакали гонцы с новостью о том, что кавалерия наша вместе с пушками прибыла на место, а инженеры при помощи нескольких рот лановой пехоты уже начали строить широкий наплавной мост, я отдал приказ выступать выбранцам и гайдукам. Именно они, самая многочисленная, правда, не самая боеспособная, к сожалению, часть нашей армии, будут охранять переправу до подхода наёмных полков. Часть из них поможет при постройке наплавного моста, другие же как можно скорее соорудят некое подобие осадного стана для защиты от Оссолинского. Тот может нагрянуть со своим конным войском в любой момент.

И вот когда в осадный лагерь прискакали новые гонцы, принесшие ещё одну благую весть — ночью его покинули наёмные полки. А вместе с ними уехали и мы с Ходкевичем и князем Янушем Радзивиллом. В стане оставили один полк выбранецкой пехоты да пяток пушек, приказав напоследок солдатам палить по Варшаве, чтобы враг не догадался, что главные силы покинули руины Праги и собираются переправиться через Вислу в другом месте. Оставалось надеяться, что выбранцы не разбредутся по домам в первый же вечер после того, как мы покинем осадный лагерь, а продержатся тут хотя бы пару дней, давая нам возможность уйти подальше.

Они были самым слабым звеном всего моего плана. Ведь оставлять в покинутом осадном лагере более боеспособные части вроде наёмников, в которых я мог быть уверен, что они останутся сидеть там до окончания срока договора, я не мог себе позволить. В грядущем сражении нам будет нужен каждый человек, и даже лановой полк оставлять было не слишком разумно. Что уж говорить о наёмниках, пускай бы и об одной роте, которой вполне достало бы, чтоб создавать в осадном стане иллюзию присутствия. Но именно её может не хватить в битве с королём под стенами Варшавы, в чём я себе отдавал полный отчёт. Поэтому решение пришлось принимать вынужденное, а значит далеко не лучшее.

И вот теперь последняя часть нашей армии скорым маршем двигалась к переправе через Вислу. Если верить гонцам, там уже почти всё готово: по наплавному мосту прошли первые рейтары, чтобы разведать обстановку на левом берегу.

— Сама природа в этом походе на нашей стороне, — заявил Ходкевич, пока мы ехали к месту переправы. — Закрепиться на более пологом левом берегу Вислы будет просто, да и жара с сушью стоят такие, что вода в ней сильно упала. Говорят, на левом берегу можно чуть ли не полреки пройти, прежде чем до колена дойдёт. Лёгкие всадники её и без всякого моста форсировать смогут.

В этом я сильно сомневался. Как бы ни упал уровень воды, а дно-то лучше не станет. Наоборот, идя по глубокому илу конь скорее ногу сломать может, нежели если плыть будет по высокой воде. И всё же нам оставалось молиться, чтобы не пошёл дождь, и вода не поднялась, что могло фатально сказаться на наведённой инженерами переправе.

Однако куда сильнее погоды я опасался Оссолинского. Воевода подляшский был слишком опытным солдатом и обмануть его не так-то просто. Попадись ему хоть один дезертир из осадного стана, и он ухватится за шанс ударить по нашей армии на переправе. В том же, что такие дезертиры будут, я был уверен. Выбранцы стойкостью не отличаются и, оказавшись без пригляда, побегут из осадного стана. Тем более что у страха глаза велики, а торчать одному полку в целом стане, который вполне может прийти штурмовать вся королевская армия, очень уж боязно. А значит побегут, вот только как быстро? И как быстро поймает первого из них Оссолинский — этого я не знал и знать не мог. Конечно, я подстраховался, и никто из оставшихся в стане выбранцов и их командиров не знал, где именно будет наведена переправа. Не знали о нём и Кмитич с Лисовским. Пан Александр Юзеф так и вовсе не был в курсе всего плана — гонцам его разрозненные отряды ещё поди отыщи. И всё же Оссолинский не дурак, и узнав о нашем уходе, быстро найдёт место. Удобных переправ через Вислу, неподалёку от Праги, не так уж много.

Я был почти уверен, что Оссолинский ударит, и когда в нашем стане запели тревогу горны и забили барабаны, был почти рад этому.

* * *

Пойманного на дороге бродягу доставили к самому пану воеводе подляшскому по настоянию поручика Кибовского, чьи люди и схватили оборванца. Пан воевода долго глядел с седла на этого несчастного, которому явно досталось плетей, пока он бежал за конными панцирниками. Однако ничего необычного в облике его не заметил.

— И зачем вы решили приволочь ко мне именно этого побродяжку? — с заметной злой иронией в голосе, за которой скрывался подлинный гнев, поинтересовался он у Кибовского.

— Пан воевода, — ответил тот, ничуть не смутившись, — это не просто бродяга, хотя и хлоп, конечно. Поглядите на него, уж больно откормлен хорошо для того, кто по дороге скитается.

Теперь Оссолинский обратил на это внимание, однако довод не убедил его. Мало ли кто из разорившихся зажиточных крестьян в бега подался. Война пришла в богатый мазовецкий край, чьей столицей была Варшава, недавно, однако уже прошлась по его жителями своим стальным плугом, выворачивая людей, будто комья земли и оставляя их на обочине без средств к существованию.

— Но не только в этом дело, — продолжил Кибовский. — Вахмистр, сдерите с хлопа рубаху.

Вахмистр тут же спрыгнул с коня и сорвал с пленника остатки и без того порванной, покрытой кровавым пятнами рубахи.

— Смотрите, пан воевода, — с откровенным торжеством произнёс Кибовский. — Откуда бы на правом плече у простого хлопа такой отметине образоваться?

— Войску продолжать движение, — отдал приказ пахолику Оссолинский. — Кибовский, ты со своими людьми останешься здесь. Этого хлопа надо как следует допросить.

Пан воевода спрыгнул с коня, и поручик последовал его примеру. Разговор с пойманным на дороге бродягой, на