— Она воровка! — обиженно высказалась Нур в адрес Марьяны. — Влезла в наши покои! Копалась тут в сундуках!

Я встряхнул головой, пытаясь прояснить мысли. Разбираться в этих бабских распрях, выяснять, кто там что у кого украл и кто кого окрутил, не было ни малейшего желания, ни времени. Мне нужно было немедленно развести их, иначе драка продолжится, и дело кончится куда хуже, чем клок вырванных волос и пощечины.

— Ты ждешь тут, — я тыкнул пальцем в принцессу, ее глаза все еще метали искры, но она, кажется, уловила решимость в моем голосе и чуть успокоилась. — А ты идешь со мной!

На губах казачки задрожала горькая улыбка.

— Провались она, твоя Нур!

Схватил Марьяну за руку. Она уперлась, пытаясь высвободиться, но я был решителен. С силой, от которой затрещали ее суставы, выволок ее, упирающуюся, из покоев.

Мы вывалились в прохладный коридор, оттащил ее от двери, но Марьяна не собиралась сдаваться. На меня обрушилась настоящая буря: слезы хлынули из ее глаз, горячие и обильные, как тропический ливень. Она начала осыпать меня упреками, ее голос переходил в надрывный вой, затем снова в слезы, еще более горькие и безутешные. Она обвиняла меня во всех смертных грехах, в предательстве, в измене, в том, что я забыл ее и променял на эту «индийскую подстилку». Ее слова, произносимые с такой искренней болью, могли бы растопить камень, но сейчас я был непробиваем. Мои нервы были натянуты до предела, и я понимал, что эту истерику просто так не прекратить. Она будет тянуться часами, если я не приму жесткого решения.

Мой взгляд упал на урядника гребенцов, стоявшего чуть поодаль. Тот, услышав крики, прибежал, понимая, что его присутствие может понадобиться, что нужно защищать его любимицу.

— Зачетов! — резко позвал я.

— Слушаюсь, вашбродь! — тот, вытянувшись по струнке, подошел ко мне, его лицо было непроницаемо, но я видел в его глазах нешуточное беспокойство.

— Караван с золотом для перевозки в ставку Платова готов?

— Так точно! На рассвете выходит, через три часа будет в датской миссии. А может и раньше.

— Отлично. Заберёшь с собой Марьяну и передашь ее полковнику Астахову, — я небрежно махнул рукой в сторону рыдающей казачки, которая, кажется, на секунду замерла, пытаясь осмыслить мои слова. — Скажешь, что я очень просил присмотреть за ней.

Марьяна, опомнившись, снова взвыла, ее причитания стали еще громче, еще отчаяннее. Она бросилась ко мне, пытаясь схватить за руки, умоляя, проклиная. Но я уже принял решение. Не слушая ее призывов, не обращая внимания на ее попытки ухватиться за меня, развернулся и решительно зашагал обратно к покоям. Понимая, что там, за этой дверью, меня ждет новая буря, возможно, менее шумная, но не менее разрушительная. Принцесса Лакшми, моя новая возлюбленная — моя невеста? — наверняка не простит такой дерзости.

Но я ошибался.

Когда я вернулся в комнату, меня встретила уже облачившаяся в сари девушка, успевшая даже чуть поправить прическу. Вместо упреков она спокойно улыбнулась, произнесла:

— Раз государственные думы, мое сердце, не дают тебе уснуть, давай обсудим ближайшие планы. У меня много мыслей насчет того, как все устроить.

Мнда… Вот тут-то я окончательно понял отличие обычной женщины от принцессы.

* * *

Богум Самру обосновалась в старом Форте-Уильям, в бывшем доме губернатора — двухэтажном красном особняке с белыми наличниками. Под ним находилась знаменитая «черная дыра Калькутты» — небольшая тюремная камера, где в жуткой тесноте полвека назад задохнулись или умерли от ран больше сотни англичан. Княгиню это соседство не смущало — наоборот, она находила в нем некую вселенскую справедливость. Так и сказала, когда угощала меня чаем по-персидски.

Мы устроились в миленькой гостиной, уже украшенной по- восточному, как любила м-м Иоанна — ковры и кальяны. И, конечно, ее новый фаворит, настоящий полковник, Аким Акакиевич Карпов, выступавший переводчиком.

Слуги в одних дхоти и тюрбанах разливали чай из высоких сосудов с длинными загнутыми носиками — тонкой струйкой почти с метровой высоты, не пролив ни капли. Получив свою порцию, требовалось зажать между зубами кусок сахару и пить чай через него. Как по мне, так чересчур приторно и невозможно разговаривать.

Когда с чаем было закончено и соблюдены правила вежливости, я наконец смог задать свой главный вопрос — как мне устроить брак с княжной-мусульманкой.

— Кто она, та, кто похитила сердце атамана Отряда Черного Флага? — не могла не спросить княгиня Иоанна.

Я честно во всем признался.

— О-ля-ля! — развеселилась Богум Самру. — Кажется, кому-то в Серингапатаме пришла пора собирать вещички. Неужто задумал восстановить империю Типу Султана? Можешь не отвечать, рыцарь, у тебя все написано на лице.

Она запыхтела кальяном, лукаво на меня поглядывая. Интригу нагоняла, старая плутовка!

— Коран строжайше запрещает браки между христианином и мусульманкой, — вылила на меня ушат холодной воды Богум Самру.

Я разволновался.

— А как же ваш брак, уважаемая госпожа? С вашим мужем, с князем Сардханы?

Очередная затяжка кальяном, новая хитрая улыбка.

— Успокойся, атаман! Это же Индия! Тут на все смотрят гораздо проще. Будь по-другому, при том количестве людей и верований мы бы погрязли в вечных кровавых религиозных распрях… Я заключила брак с Рейнхартом Сомбре по восточному обычаю, и никто и слова не сказал (2). С точки зрения веры моего мужа, наш брак ничего не значил. Но с точки зрения наших подданных, союзников и врагов, он значил очень многое. В любом случае мои права как законной наследницы княжества были обеспечены. А это самое важное. Я унаследовала власть — сперва как регент при малолетнем сыне, потом уже как полноправная правительница после мятежа. Ты знаешь эту историю, про Джорджа Томаса, которого ты прикончил по моей просьбе.

Я закивал, припомнив подробности. Мы немного пообсуждали еще «Восток дело тонкое» и некоторые нюансы свадебного обряда.

— Благодарю, госпожа! Вы показали мне свет в конце темного тоннеля.

Карпов был молчалив, хотя по нему было видно, что мой приход ему не в тягость, а в радость. Нет, весь наш разговор он переводил безропотно, но от себя не добавил и слова. Что-то его угнетало, но что? Зная о плане дальнейшей кампании, трясется, что навсегда расстается со своей любимой? Но что ему мешает просто остаться в Калькутте? В чем проблема? В конце разговора догадался.

— Дядя Аким, а ведь княгиня Иоанна католичка. Как же вы сочетаетесь