Из первой машины легко выпрыгнул Тухачевский. Я его сразу узнал.

Несмотря на мороз, на нем была только шинель тонкого английского сукна с ромбами в петлицах, фуражка с красной звездой сидела чуть набекрень. Молодое лицо с характерными усиками выражало живой интерес. В руках потертый кожаный портфель, явно еще с Гражданской войны.

Следом, поправляя пенсне в золотой оправе, вышел Каганович. Его добротное пальто с каракулевым воротником и шапка-пирожок выдавали высокопоставленного партийного работника. Под мышкой папка с документами, на руке поблескивали часы «Мозер», подарок Сталина.

— Здравствуйте, товарищ Краснов, — Тухачевский крепко пожал мне руку. Его цепкий взгляд уже изучал заводские корпуса. — Наслышан о ваших успехах. Особенно заинтересовала новая технология производства брони.

— Михаил Николаевич интересуется не просто так, — вмешался Каганович, протирая запотевшее пенсне. — У нас большие планы по перевооружению бронетанковых частей. Если ваша разработка оправдает ожидания, он готов к сотрудничеству.

За их спинами уже выстроилась внушительная свита: военные инженеры с планшетами и логарифмическими линейками, представители ВСНХ в кожаных тужурках, эксперты из военной приемки. Я заметил знакомое лицо, полковник Лазарев из института артиллерийских испытаний.

— Прошу в заводоуправление, — я указал на здание в стиле модерн с недавно отреставрированным фасадом. — Сначала краткий доклад и демонстрация образцов, затем на полигон.

В моем кабинете уже ждал Величковский, нервно протирающий пенсне. На столе разложены образцы стали, графики испытаний, технические расчеты. В углу примостился молодой Сорокин с кипой документов.

Тухачевский сразу подошел к столу, взял в руки образец:

— Так-так… — его пальцы профессионально ощупывали металл. — Говорите, прочность выше на сорок процентов? А вес?

— При той же толщине брони масса на двадцать процентов меньше, — я развернул чертежи. — За счет особой микроструктуры металла. Профессор Величковский, прошу вас.

Николай Александрович, снисходительно улыбаясь, начал объяснять технические детали. Каганович присел в кресло, делая пометки в блокноте. Военные инженеры столпились вокруг стола, разглядывая образцы через лупы.

— А это что? — Тухачевский указал на схему автоматизации производства.

— Наша новая разработка, — я кивнул Сорокину. — Александр Владимирович, покажите проект диспетчерской.

Молодой инженер развернул чертежи. Глаза Тухачевского загорелись:

— Централизованное управление? Передача изображения? — он повернулся к Кагановичу. — Лазарь Моисеевич, это же революция в производстве! Представляете перспективы для военных заводов?

Каганович задумчиво протер пенсне:

— Да, очень интересно… Особенно в свете последних указаний товарища Сталина об индустриализации. Кстати, — он достал из папки какие-то документы, — у меня тут есть письмо от Серго. Он очень высоко оценивает ваши достижения, товарищ Краснов.

В этот момент в дверь постучали. Вошел Головачев:

— Леонид Иванович, на полигоне все готово.

Тухачевский решительно поднялся:

— Ну что ж, теория теорией, а давайте посмотрим, как ваша броня держит удар. У меня, знаете ли, особое отношение к этому вопросу, — он слегка улыбнулся. — В Гражданскую навоевался и с английскими, и с французскими танками.

Каганович тоже встал, пряча документы в папку:

— Да-да, очень интересно будет сравнить на практике. Особенно с немецкими образцами.

Мы направились к выходу. За окном уже разгорался зимний день, мороз слегка ослаб. На полигоне нас ждало главное испытание. Демонстрация превосходства новой советской брони над лучшими мировыми образцами.

На полигоне нас встретил легкий морозный ветер. Солнце поднялось уже достаточно высоко, и в его лучах броневые плиты поблескивали свежей заводской краской. Тухачевский сразу направился к испытательной площадке, на ходу расстегивая шинель.

— Трехдюймовка образца девятьсот второго года? — он профессионально оглядел орудие. — Хорошая пушка, проверенная. А снаряды?

— Бронебойные, последняя партия Путиловского завода, — доложил командир орудийного расчета, молодой лейтенант в новенькой форме. — Все снаряды из одной партии, пороховой заряд строго по таблицам.

Каганович остановился у измерительных приборов, с интересом разглядывая хитроумные устройства:

— А это что за аппарат? — он указал на самодельный регистратор Зотова.

— Новая разработка нашего молодого изобретателя, — я подозвал Василия. — Расскажите, товарищ Зотов.

Пока Василий, волнуясь и краснея, объяснял принцип работы своего прибора, Тухачевский вместе с военными инженерами осматривал броневые плиты.

— Так-так… — он постукивал костяшками пальцев по металлу. — Немецкая на глаз потяжелее будет. А толщина одинаковая?

— Точно семьдесят пять миллиметров, — Величковский протянул ему микрометр. — Можете проверить. При этом наша легче на двадцать процентов за счет особой структуры металла.

Артиллерийский расчет уже изготовился к стрельбе. Над полигоном прозвучала команда:

— Всем покинуть испытательную площадку! Первый выстрел — по немецкой броне!

Мы отошли в специальное укрытие, защищенное толстыми бревнами и мешками с песком. Зотов припал к окуляру кинокамеры «Дебри». Сорокин настроил хронограф.

— Орудие… — раздалась команда. — Огонь!

Грянул выстрел. Снаряд с визгом врезался в немецкую плиту. В воздух взлетели осколки. Когда рассеялся дым, все бросились к мишени.

— Так… — Тухачевский внимательно осматривал результат. — Пробитие полное, с образованием крупных трещин. Типичная картина для крупповской брони.

Военные инженеры уже делали замеры, фотографировали повреждения, записывали данные. Каганович что-то быстро черкал в блокноте.

— Готовьсь ко второму выстрелу! — снова раздалась команда. — По советской броне!

Мы вернулись в укрытие. Я заметил, как побледнел Величковский, его пальцы возбужденно сжимали воротник пальто. Сорокин закусил губу, не отрывая глаз от приборов.

Снова грянул выстрел. На этот раз звук удара был каким-то другим, более глухим, словно снаряд встретил совершенно иное сопротивление.

Когда дым рассеялся, у броневой плиты уже толпились все члены комиссии. Тухачевский опустился на колено, внимательно изучая место попадания.

— Невероятно… — он поднял голову. — Господа… товарищи специалисты, посмотрите сюда!

На поверхности брони виднелась глубокая вмятина, но не было ни трещин, ни сквозного пробития. Снаряд срикошетил, оставив лишь след на поверхности.

— Это же… это революция! — воскликнул пожилой инженер из военной приемки. — Такой снаряд пробивает любую известную броню, а тут не смог ничего сделать.

Зотов уже крутил ручку регистратора:

— Смотрите, товарищи! График показывает — энергия удара полностью поглощена структурой металла. Никаких признаков внутреннего разрушения!

Тухачевский выпрямился, стряхивая снег с колен:

— Лазарь Моисеевич, — он повернулся к Кагановичу. — Нам срочно нужно расширять заказ. Такая броня на вес золота, — он покачал головой. — Это полностью меняет всю