вынужден признать, что на занятиях капитан не спал и прекрасно владеет не только дари, а ещё и пушту, что существенно расширяет его «географию». Да и разговаривать с местными он умеет, знает их нравы и понимает, что они не считают его себе ровней и оценивают лишь по критерию полезности.
А Ватанджар, вообще-то, в Афганистане считается общественно приемлемым — он не непонятный индивид, как Бабрак Кармаль, а чистокровный пуштун, что непременно изменит мнение пуштунских племён о правительстве.
Несмотря на то, что Бабрак Кармаль старается этого не афишировать, весь Кабул и остальной Афганистан знает, что на самом деле его зовут Султаном Хуссейном, а его отец — выходец из Кашмира, то есть, индус. Да и линия поведения Кармаля не вселяет в местных уважения к нему — то он говорит, что является чистокровным пуштуном, то говорит, что всегда был и будет чистокровным таджиком…
О Ватанджаре же никаких слухов не ходит и с ним всё предельно понятно, поэтому этнический вопрос будет снят. Это, конечно, повысит напряжённость с таджиками, хазарейцами и остальными народами Афганистана, но большинство ведь за пуштунами, поэтому важнее уладить все вопросы с ними, а уже потом с остальными.
Наджибулла тоже был из пуштунов, как и Ватанджар, но это, как помнит Жириновский, ему особо не помогло — в 1992 году его снесли. Это значит, что вопрос с этнической принадлежностью правителя пусть и важен, но не слишком критичен.
«Самое главное — Ватанджар отчётливо осознаёт то, чего не осознают почти все члены фракции Парчам и некоторые члены фракции Хальк», — подумал Владимир, вытаскивая из кармана пачку сигарет. — «Пока американцы и пакистанцы финансируют душманов, никаких мирных переговоров не будет и война не закончится. Прекратить этот конфликт может только полное поражение одной из сторон».
— Мне в следующем году в Москву, — произнёс генерал-майор. — Обещано, что будут повышать и отдел дадут — за заслуги. Не хочешь со мной рвануть? Мы с тобой такие дела сделаем…
— Я думаю, что будет лучше, если мы ограничимся домами воинов-интернационалистов, — покачал головой Жириновский. — Я вижу в них огромный потенциал, который нужно лишь реализовать. Там я, хотя бы, свой — мне даже незнакомые ребята ближе, чем все гражданские, с которыми я работал в Ташкенте. И я хочу работать со своими, а в КГБ я свою карьеру не вижу — да и какая у меня там может быть карьера?
— У тебя светлый ум, — сказал Константин Эдуардович. — Да и я чувствую себя обязанным тебе — всё-таки…
Он не стал озвучивать, что это благодаря Жириновскому он сумел стать генералом. А ведь между полковником и генерал-майором находится очень широкая пропасть, которую умудряются перепрыгнуть лишь единицы, ведь она шире, чем пропасть между рядовым и полковником.
— Вот если поможешь мне с домами воинов-интернационалистов, век буду благодарен, Эдуардыч! — усмехнулся Владимир. — Сможешь?
— Запросто, Вольфыч! — улыбнулся Гаськов. — Тебе с московским нужна помощь?
— Со всеми, — серьёзно ответил Жириновский. — Я хочу охватить весь Союз, от Владивостока до Калининграда…
— Вот оно как… — озадаченно почесал затылок Гаськов. — Ну, ладно — чем смогу, помогу. Масштаб ты задал, конечно, но не вижу ничего невозможного.
* Демократическая Республика Афганистан, провинция Гильменд, в небе, 11 августа 198 6 года*
— ДШК!!! — закричал борттехник. — Слева!!!
Жириновский, вцепившийся в свой АКС-74, активно боролся с охватившим его ужасом.
«Чёрт меня дёрнул лететь именно сегодня!» — думал он, пытаясь ослабить хватку на автомате. — «Сейчас собьют нас и всё, все планы с высоты и об землю!»
Иллюминатор чуть левее от него разбился с брызгами стекла. Владимир рефлекторно прикрыл глаза левой рукой.
Вертолёт маневрировал, борттехник палил из курсового пулемёта по одному ему видимой цели.
«Должны проскочить — эти сволочи не могут стрелять по нам вечно», — успокаивал себя Владимир.
Показался второй пилот, который замахал Жириновскому и начал интенсивно тыкать в сторону станкового пулемёта на левом борту.
— Я⁈ — спросил Владимир.
Пилот несколько раз выразительно покивал, а затем вернулся в кабину.
Жириновский заставил себя подняться с лавки, но у него не получилось, потому что он пристёгнут. Расстегнув ремень безопасности, он поднялся на ноги и встал за пулемёт.
Владимир взвёл ПКС и начал искать внизу цели.
Вспышки, не очень хорошо различимые на фоне жёлтого песка, помогли ему найти ДШК, расположившийся между рыжеватыми валунами.
«Надо было оставаться дома…» — подумал Владимир и сделал пристрелочную очередь.
Трассеры рухнули метров на сто ниже, чем нужно, что вызвало у него приступ паники.
Он вспомнил методики, которыми принуждал свой организм успокаиваться, и начал настраивать себя на нужный лад. Это помогло почти сразу — он успокоился и его сознание заполонила холодная пустота. Осталась лишь одна задача, с которой он вполне может справиться…
Обретя внутренний баланс, уже умиротворённый Жириновский внёс нужную поправку и открыл интенсивный огонь по пулемётному расчёту душманов.
Красно-оранжевые трассеры обильно разлетаются по небу, что свидетельствует либо о низкой квалификации наводчика, либо о некачественном закреплении пулемёта.
Длинная очередь из ПКС врезалась в валун слева от расчёта ДШК, создав облако рыжей пыли, поэтому Владимир взял чуть правее и послал в это облако ещё одну очередь, гораздо более длинную, чем предыдущая.
На этот раз он попал, куда надо — ДШК прекратил стрельбу.
Но это не конец, потому что нужно додавить расчёт, что требует дополнительных накрытий, что и попробовал повторить Жириновский.
Следующие четыре очереди пришлись то левее, то выше, то ниже, то ещё раз ниже, но душманы ощутили это, как высокоточную стрельбу, поэтому бросили пулемёт и побежали через пески, к ближайшим песчаным холмам.
Такие роскошные цели упускать было грешно, поэтому Владимир не стал — он открыл огонь по бегущим душманам, и почти сразу положил одного, постреливавшего в сторону вертолёта из АКМ.
По обшивке что-то коротко и торопливо простучало, оставив несколько дыр в верхней части десантного отсека, а затем вертолёт начало колебать.
— ТВОЮ МАТЬ!!! — услышал Жириновский выкрик из кабины. — ПАССАЖИР, ПРИСТЕГНИСЬ!!!
«Сука, только этого не хватало…» — обречённо поднял взгляд к потолку Жириновский, а затем рванул на своё место, где пристегнулся.
Ми-8Т начал снижаться, причём рывками, что свидетельствовало о серьёзном повреждении двигателя или обоих двигателей.
Громкость работы двигателя снизилась, что очень сильно не понравилось Владимиру.
— С нашими связались⁈ — спросил он.
— Что⁈ — спросил кто-то из кабины.
Вероятно,
