подняв руки над головой. Меня встретили, едва я перевалил гребень холма — полдесятка красноармейцев навели на меня винтовки. Поежившись от вида черных дульных отверстий, я задрал руки выше и замер на месте.
— Стой! — запоздало крикнул молоденький лейтенант с перевязанной головой, выскочив перед бойцами. Его рука с направленным на меня «ТТ» слегка дрожала от напряжения, но в глазах читалась решительность. — Ты кто такой?
— Разведгруппа штаба фронта! Возвращаемся с задания! — Я постарался произнести эти фразы громко, четко и без угрозы в голосе.
— Какого штаба? — удивился лейтенант, не опуская пистолета. — Пароль!
Я глубоко вдохнул и выговорил по буквам:
— Б-у-л-а-в-а!
Последовала мгновенная реакция, но совсем не та, которую я ждал: раздался выстрел. Пуля со свистом пролетела в сантиметре от моего уха. Я инстинктивно рухнул на гравий, и завопил во всю мощь легких:
— Ты что творишь, черт чумной⁈ По своим стреляешь, сволочь!
— Свои? — переспросил лейтенант, опуская пистолет. — Мать твою, лежи, не рыпайся! Сейчас мы посмотрим, что вы за «свои»!
В этот момент из колонны послышался нарастающий звук автомобильного клаксона. К нам по обочине лихо несся трофейный немецкий «Tempo 1200» с открытым кузовом. Он резко затормозил, подняв облако пыли, в паре метров от меня, и из него, словно пробка из бутылки, выскочил полковник Петр Дмитриевич Глейман.
— Что тут у вас за стрельба? — громовым голосом прокричал он, окидывая взглядом опешившего от появления высокого начальства лейтенанта. Увидев меня, прадед спросил упавшим на несколько тонов голосом: — Сынок, ты как? Ранен?
— Нет, тарщ полковник! Но мог бы стать трупом! — ответил я, предусмотрительно не вставая, только приподняв лицо.
— Кузовков, отставить! — четко скомандовал Петр Дмитриевич. — Это свои! Игорь, можешь встать!
Я предусмотрительно дождался, когда дозорные опустят винтовки, а чрезмерно бдительный лейтенант Кузовков уберет «ТТ» в кобуру и только после этого встал.
— Лейтенант, ты ошалел? — задушевным голосом спросил я, подходя ближе к Кузовкову. Очень хотелось врезать ему в печень, а потом добавить в челюсть. — Я же назвал пароль, а ты палишь на поражение!
— «Булава» — вчерашний пароль! — спокойно ответил Кузовков. — Сегодняшний — «Гроза». Я действовал по уставу!
Тут прадед не выдержал, и порывисто обнял меня, кольнув небритой щекой. От него пахло табаком и пылью, и еще немного каким-то лекарством. Сжав мои плечи костлявыми, но сильными руками, Петр Дмитриевич прошептал на ухо:
— Прости его, сынок, он просто перестарался! Кузовков — парень очень толковый, другого в головной дозор бы не отправили!
— Ладно, проехали… — буркнул я, чувствуя, как меня «отпускает». — Обидно было бы схлопотать пулю от своих, вернувшись с опасного задания.
— Ты не ранен, Игорь? — еще раз спросил полковник. Я отрицательно мотнул головой. — А где твои товарищи?
Я не успел ничего ответить — красноармейцы снова вскинули винтовки. На дороге показались мои доблестные соратники, старательно тянущие руки к небу.
— Все живые, — тихо сказал прадед, мысленно пересчитав диверсантов, и громко скомандовал: — Кузовков, повторно, отставить! Докладывайте, сержант Валуев!
— Товарищ полковник! Группа вернулась с выполнения боевого задания! Аэродром противника уничтожен бомбардировкой в полночь. На земле сгорело до восьмидесяти единиц авиатехники, склад ГСМ и боеприпасов! Потерь в группе нет! — отчеканил Петр, вытянувшись по стойке «смирно».
Глейман медленно кивнул, его усталое, иссеченное ранними морщинами лицо озарила редкая, но искренняя улыбка.
— Молодцы! Я в вас не сомневался. Вы будете представлены к наградам! — Он обвел взглядом нашу четверку, и тут его взгляд упал на командира головного дозора. — А с вами, лейтенант, мы потом поговорим о точности исполнения устава. Продолжить движение!
Красноармейцы, виновато потупившись, опустили винтовки, и отошли к своему броневику. Не прошло и минуты, как колонна, взревев на все лады разномастными моторами, медленно, с пробуксовками и остановками отдельных машин, тронулась с места и поползла мимо нас в Лозовую.
Я стоял, оперевшись задницей на борт «Темпо», и вглядывался в лица танкистов, высунувшихся из люков, водителей грузовиков, вцепившихся в «баранки», пехотинцев, сидевших в кузовах. В них не было ни капли страха, только предвкушение от предстоящего боя. Во всем этом кажущемся хаосе чувствовалась несокрушимая сила.
Я повернулся к прадеду, и восторженно прокричал:
— Какая мощь!
Неожиданно сверху, перекрывая рев двигателей, раздался знакомый и ненавистный звук — нарастающий пронзительный, леденящий душу, вой.
— Воздух!!! — заорали в колонне.
Я инстинктивно укрылся за бортом «Темпо», запрокинув голову. Высоко в небе, сверкая консолями в лучах уже поднявшегося солнца, виднелись три «Юнкерса-87». Они уже начали пикировать на нас, включив сирены.
Колонна мгновенно превратилась в муравейник, по которому проехался сапог. Раздались отдельные, безвредные для летящих на такой высоте самолетов, выстрелы из винтовок. Шоферы грузовиков отчаянно крутили рули, пытаясь съехать с дороги, спрятаться в редких кустах. Но было уже поздно.
Ведущий «Юнкерс» стремительно снижался. Его визг стал невыносимым, пронизывающим все живое до костей. За ним, как тени, скользили ведомые. Тонкие, кажущиеся изящными, силуэты бомбардировщиков неумолимо приближались. Я видел, как от них отделились маленькие, темные, безобидные на вид «капли».
Они падали не на нас. Асы Люфтваффе выбрали самую опасную цель — тяжелые танки, идущие в голове колонны. Блеснула ослепительная вспышка, затем еще две. Над дорогой поднялись столбы огня и дыма, обломки взметнулись вверх на добрых тридцать метров. Но когда дым рассеялся, я увидел, что «кавэшки» невредимы — «белокурые рыцари» промахнулись — бомбы попали в ту самую «БА-20» с лейтенантом Кузовковым, что шла впереди. Броневик просто исчез, на его месте зияла большая воронка. Второй и третий «Юнкерсы» вообще угодили в голое поле, правее дороги.
Я оторвал взгляд от дымящейся ямы и посмотрел на уходящие бомбардировщики. Они плавно пошли в набор высоты, слегка покачивая «изломанными» крыльями, не обращая внимания на редкие трассирующие очереди зенитных пулеметов. В горле стоял ком. Меня захлестнули гнев, ненависть и горькое, щемящее чувство беспомощности.
— Это что же такое? Мы зря старались? — хрипло произнес я, не обращаясь ни к кому конкретно. — Эти твари делают, что хотят!
— Всего три штуки! — так же хрипло отозвался прадед, продолжая глядеть на небо.– Всего три стервятника! Вчера бы налетела целая стая, не меньше дюжины. Значит, вы работали не зря! Значит, прошлая ночь не прошла для них даром.
В из-за кромки леса, на бреющем полете, выскочили четыре маленьких, юрких, похожих на стрекоз