— Значит, твоё слово против их троих?

— Да, получается так, поэтому я и хочу сойтись с каждым из них в честном поединке, чтобы Бог нас рассудил в этом споре.

— Божий суд — это очень серьёзно, ты это понимаешь?

— Понимаю и готов.

Тут в наш диалог вмешался стоявший рядом со мной Матвей.

— Они тебя избивали голыми руками?

— Да, — коротко ответил я, с интересом на него посмотрев, а он между тем обратился уже ко всем собравшимся.

— Думаю, что Божий суд здесь не нужен, это лишнее. Но и отмахнуться от такого нельзя. Поэтому я предлагаю: пусть парень сойдется со своими обидчиками на кулаках до первой крови — с каждым из них по очереди.

— А сдюжит сразу три поединка? — тут же уточнил почему-то повеселевший Прохор.

— Справлюсь и даже убивать их не буду, но покалечить постараюсь, — тут же окрысился я.

— Резвый ты больно, смотри, как бы тебя не покалечили, — парировал Прохор. Ответить ему я не успел. Просто вмешался Святозар.

— Раз так, то на этом и остановимся. Бой на кулаках до первой крови, в глаза и пах не бить, все остальное можно. Хоть покусайте друг друга, раз не хотите расходиться мирно, — сказал он как отрезал и внимательно посмотрел Прохору в глаза. — Или разойдетесь миром, решив ваш вопрос полюбовно?

Тот сразу покачал головой, и Святозар перевёл требовательный взгляд на меня, а я в отличие от Прохора ответил:

— Я готов биться.

Он чуть опустил голову, принимая этот мой ответ и спросил:

— Не будешь против, если тебя в круге будет представлять твой наставник? — кивнул он головой в сторону Матвея

Я не понял, о чем он, но спорить не стал и согласился. Мне в принципе пофиг, что он там будет представлять, главное — добраться до этой троицы и объяснить, как они не правы.

Краем сознания слегка удивился такой своей кровожадности, но отмахнулся от этого всего, сосредоточившись на происходящем.

Думал, раз все решили, то сразу и начнутся поединки, но нет, ещё добрый час Матвей с Прохором в присутствии старшин что-то экспрессивно обсуждали, размахивая перед лицами друг друга руками и отчаянно споря. Когда это все закончилось, Матвей, приблизившись ко мне, тихо произнес:

— Не переживай, малой, даже если проиграешь или пострадаешь, никто тебя заставит сразу драться со следующим противником, достаточно будет и одного боя для решения всех вопросов.

Я, сказать по правде, сначала не понял, о чем он говорит. Просто настроился ломать этих спесивых уродцев, даже не думая откладывать это на потом, поэтому и не сообразил, что он старался перестраховаться на всякий случай.

Поблагодарил его, конечно, подумав про себя: «нет уж, нужно решать все одним разом, некогда мне будет играть в эти игры, и без таких развлечений голова пухнет, как быть и что делать».

Первый против меня в круг (казаки и правда как-то быстро и привычно образовали круг) вышел сын Прохора. Шагал он гордо, расправив плечи и с широкой улыбкой на лице. При этом всем своим видом он старался показать, что за серьезного противника меня не считает.

Парень на моем фоне действительно выглядел этаким голиафом на минималках, выше почти на голову и в плечах, что называется, косая сажень.

Я, дожидаясь его выхода, с удивлением заметил, что казаки активно начали биться об заклад, устроив такой себе тотализатор. Я как-то даже не предполагал, что подобное практиковалось в это время, всегда думал, что такие развлечения появились гораздо позже, а оно вон как оказывается.

Надо ли говорить, что я на фоне Прохорова сына выглядел в их глазах, мягко сказать, не очень, поэтому и ставили казаки главным образом совсем не на меня.

Разве что дядька Матвей да Святозар, как я понял, потратились в мою поддержку, да и то сделали это не особо охотно, то и дело поглядывая в мою сторону и о чем-то перешептываясь между собой.

Сам первый мой бой, который начался по сигналу того же Святозара, закончился очень быстро и прошёл не совсем по намеченному плану.

Как я и думал, противник, пользуясь превосходством в росте и массе тела, попытался незатейливо по-быстрому выбить из меня дух, активно размахивая своими клешнями подобно ветряной мельнице.

Эти его старания ничего кроме улыбки у меня не вызвали, очень уж широко он замахивался, стараясь ударить меня посильнее, соответственно, времени на реакцию у меня было с избытком.

Правда, я отметил для себя, что парень всё-таки обучен, но как-то неправильно, как будто он не привык драться пустыми руками. Похоже, он невольно пытался применить в рукопашной схватке привитые ему навыки боя с оружием.

Ну, ему же хуже. Осознав это, я стал улыбаться ещё шире.

С этой улыбкой я и поднырнул под один из его замахов, ударив навстречу крюком в бороду.

Хорошо получилось, плотно, и ничего удивительного, что я выключил его, как свечу задул. Успел даже подхватить падающую лицом вперёд тушку и аккуратно положить ее на землю, не позволяя ему разбить в падении лицо. Бой ведь до первой крови, поэтому я постарался подстраховаться.

Когда тело улеглось на вытоптанной до твердости камня пыльной земле, народ на площади резко затих, а я деловито начал брать на излом руку противника, прикидывая, как и в каком месте буду ее ломать.

В полной тишине, воцарившейся на площади, громом прозвучал вопрос Прохора:

— Эй, ты что делать собрался?

Так-то можно было и проигнорировать его обращение, но я решил ответить как есть, скрывать-то теперь, что я собираюсь сделать, ни к чему.

— Ломать его буду, вот с рук решил начать.

— Как ломать? Он без сознания, значит, ты победил и не можешь теперь ломать.

— Как не могу? — в тон ему ответил я и объяснил свою точку зрения: — У нас бой до первой крови, а она пока не пролилась. И не прольётся, пока я ему все конечности не переломаю.

— Погоди, это же не по правде получается, — произнес Прохор, оглядываясь вокруг.

— А трое на одного, значит, по правде? — тут же вызверился я и обрубил этот бессмысленный, по моему мнению, разговор. — Однобокая какая-то правда у тебя, дядька Прохор

— А ведь парень в своём праве, — неожиданно прокомментировал Святозар. — Бой и правда до первой крови, а она не пролилась. О беспамятстве речь не велась, насколько я помню.

— Да как же это? — уже растерянно спросил Прохор и снова обратился ко мне, видя, что я уже готов ломать руку и останавливаться не собираюсь: — Погоди, давай я выкуплю сына