иным человеком, тем, кто по счастливой случайности обрел равновесие. Мариос с теплотой вспоминает прошлое, хотя свидания со мной для него были сущим кошмаром. Трудно встречаться с кем-то, кто ничего не знает о том, кто он такой.
Мы бежим дальше, спускаемся в Риджентс-парк, останавливаемся, чтобы покататься на качелях на детской площадке и покружиться на крошечной карусели. Я фотографирую, как мы там смеемся, а потом заставляю его завершить круг и провести меня домой. После пробежки мы полны энергии и веселы – еще одно доказательство для меня, что каждая моя пробежка вызывает совершенно разную реакцию и может привести к неожиданным открытиям. Я чувствую, что прошла долгий путь, чего я не видела так ясно с тех пор, как начала бегать. Кстати, Мариос так и не завершил свое большое путешествие; травма вынудила его досрочно сойти с дистанции, и с тех пор он не предлагал мне побегать вместе.
Мы знаем, что большинство людей не занимаются спортом столько, сколько рекомендует Национальная служба здравоохранения Великобритании: в 2017 году она сообщила, что 41 процент взрослых англичан в возрасте от сорока до шестидесяти лет ежемесячно ходят пешком менее 10 минут непрерывно со скоростью не менее 5 километров в час [112]. Кроме того, в том же отчете было указано, что четверть населения Англии занимается физическими упражнениями менее тридцати минут в неделю, что характеризует их как неактивных.
Мне легко понять это, поскольку большую часть жизни я вела сидячий образ жизни. Но, поскольку бег изменил мой разум и настроение, как и мое тело, я также знаю, как мимоходом физические упражнения становятся частью моей повседневности, неотъемлемым элементом жизни. По многим причинам я не представляю себе ни дня без бега. Я бегаю, чтобы взбодриться после сна, чтобы остановить шум мыслей в голове, чтобы предотвратить тревогу и депрессию в будущем и чтобы позволить мозгу отключиться. Благодаря бегу я пришла к пониманию того, как часто мы рассматриваем свой разум отдельно от тела – насколько выше мы ценим свой интеллект, мозг и мышление, чем ступни, колени и спину. Другими словами, мы разделяем в себе ментальное и физическое. Но это заблуждение. «Болезненная мысль может пожирать плоть тела сильнее, чем лихорадка или чахотка». Ги де Мопассан был великолепен.
В своей книге «Как думать о спорте» (How to Think About Exercise) Деймон Янг говорит, что очень многие люди видят конфликт между умственными и физическими нагрузками – и ценят одно, но не другое: «Мы привыкаем к профессиональной жизни, в которой труд – и часто идентичность – в основном ментальный, а не физический, а взаимодействие виртуальное. Конечно, у нас все еще есть тела, но их вклад в формирование характера уменьшается» [113].
Вследствие нашего образа жизни мы часто ставим тело на вторые роли по отношению ко всему остальному. Слишком устал, очень занят, ненавижу спортзал, лучше повидаюсь с друзьями. В книге «О чем я говорю, когда говорю о беге» Харуки Мураками говорит: «Если бы я использовал занятость в качестве оправдания, чтобы не бегать, то никогда бы больше не бегал» [114]. И я это понимаю. Мы постоянно заняты, а спорт кажется либо какой-то роскошью, либо суетным потаканием себе. Другими словами, он где-то в самом низу списка наших приоритетов. Но при таком подходе мы еще больше отделяем разум от тела. Если рассматривать физическую активность как что-то слишком трудное или как нарциссизм, то проще вообще ее избегать.
Вы когда-нибудь слышали о «голубых зонах»? Этот термин придуман для описания мест, где проживают старейшие люди в мире. В 2005 году Дэн Бюттнер определил девять мест проживания долгожителей и объяснил, какие факторы способствовали долголетию [115]. Одним из этих факторов был… да, это был спорт. Но не просто пара упражнений – двадцать минут на гребном тренажере, а затем возвращение к рабочему столу на весь остаток дня. Спорт пронизывал всю жизнь – пастухи на Сардинии, например, каждый день проходили пешком по несколько километров. Были и другие факторы, которые способствовали их долголетию, такие как минимальное потребление алкоголя и регулярное социальное взаимодействие, но важность физической активности запала мне в душу.
Как сказал Бюттнер в интервью 2015 года, «наша команда обнаружила, что люди [в этих местах] уделяют время физической активности каждые двадцать минут или около того… Они идут пешком к дому друга. Спускаются в сад. Месят тесто руками. Это естественное движение. Это то, о чем им не нужно думать. Это не то, что требует дисциплины».
Эти пожилые люди выработали в себе привычку к физической активности, совершенно не воспринимая ее как занятие спортом, а просто считая частью жизни – не наказание или рутинную работу, а что-то вроде обеда, который происходит регулярно и не имеет четко установленного времени начала и конца.
Выбарр Креган-Рид сказал мне, что если мы считаем себя физически активными из-за того, что пару раз в неделю занимаемся в тренажерном зале по тридцать минут, то, скорее всего, обманываем себя:
«Сегодня мы считаем людей или активными, или малоподвижными. Многие думают, что, если вы регулярно тренируетесь, с вами все в порядке. Но тогда если в остальное время вы ведете сидячий образ жизни, то не защищаете себя от таких заболеваний, как диабет. Этого недостаточно» [116].
Выбарр также высоко оценил образ жизни сардинских пастухов: «Они проходят от восьми до пятнадцати километров в день – это соответствует тому, что раньше делали охотники и собиратели. Они сжигают калории на более высоком уровне, чем те, кто ведет малоподвижный образ жизни».
Такой подход редко встречается в современном мире. Мне постоянная физическая активность не дается так легко, как сардинцам. Но чем больше я бегаю, тем больше мне хочется двигаться. И я не стремлюсь к тому, чтобы получить возможность похвастаться мышцами, чтобы мои ягодицы лучше смотрелись в джинсах… Просто я наконец осознала: мои разум и тело все время работают в тандеме. Большую часть своей жизни я находилась в ловушке разума, напуганная и напряженная. Раньше у меня возникали невероятные головные боли – такие, когда тебя пронзает насквозь, свет бьет по глазам, а каждое движение вызывает тошноту. Я никогда не связывала их с тревожностью, а просто принимала парацетамол и пыталась справиться с этим. Я бы охотно поверила, что мои физические симптомы – это ранние признаки чего-то хронического и ужасающего, но отвергла бы любые проблемы с психикой. Я жила в своем теле, но была неподвижной, сгорбленной и бурлила от избытка адреналина.
Я не верила, что мой разум может иметь
