Господин Ван-Росмален по прозвищу Роза

Скажем несколько слов о знаменитом торговце фламандскими вафлями господине Ван-Росмалене по прозвищу Роза, который вот уже два десятка лет без устали изготовляет превосходные вафли, причем, хотя все их составляющие за эти годы не переставали дорожать, любезный вафельщик ни разу не повысил их цену и не уменьшил их размер. Господин Роза не подозревает о том, чем он обязан сочинителю этого альманаха, который, идя наперекор людскому мнению (нынче всеми презираемому, а четверть века назад еще кое-что значившему), ввел фламандские вафли в моду, ибо не погнушался в 1778 году отправиться в бархатном камзоле на Сен-Жерменскую ярмарку[223] и наесться там этих вафель на глазах у почтенной публики[224]. Примеру его последовали все тогдашние Гурманы, а с них взяли пример первейшие щеголихи.

Господин Карне

Не забудем упомянуть и любезного пирожника Карне, в чьем окне выставлены пирожные, в высшей степени соблазнительные для всех, но более всего для молодых барышень и охочих до сладостей школьников[225].

Господин Бертелемо

Наконец, мы совершили бы непростительную ошибку, когда бы покинули Пале-Руаяль, не побывав в магазине господина Бертелемо. Это одна из прекраснейших парижских кондитерских лавок, в некоторых отношениях лучшая, но вне всякого сомнения и самая дорогая. Впрочем, тот, кто переступает ее порог, тратит деньги без сожаления, ведь здесь глаза радуются ничуть не меньше желудка. Господин Бертелемо преуспел не только в торговом ремесле, он то и дело изобретает новые лакомства, а билетцы для конфет ему сочиняют лучшие поэты Франции[226]. Чего еще требовать от кондитера? Разумеется, ничего, если это кондитер заурядный, но по отношению к господину Бертелемо мы вправе выказать себя более требовательными, ведь совершенству нет предела. Четырех десятков новых конфет, которые, впрочем, все похожи друг на друга (ибо все представляют собой сахарные оболочки, наполненные хорошим вареньем) и список которых, когда бы мы вознамерились назвать их все до единой, занял бы треть этого тома, довольно для славы, однако успехи господинаБертелемо вскружили ему голову, и с каждым днем лавка его все меньше оправдывает свою репутацию: товары становятся хуже, а продавцы – грубее[227].

Господин Бушар

Настоящий Гурман не гнушается заходить в самые маленькие и неуютные лавчонки, если пребывание там сулит ему новые наслаждения. Мы уже убедились в этом, когда посещали тесный приют господина Шеве. Не побоимся же войти в лавку господина Бушара в номере 142[228]; простору здесь еще меньше, но зато яблочный сахар[229] так душист, что заслужил бы восхищение, даже если бы не излечил такое множество людей от насморка.

Омар

В деревянной галерее есть лавочка, где на вывеске нарисован омар; товары здесь свежие и приманчивые – лишнее доказательство того факта, что в Пале-Руаяле не следует пренебрегать даже заведениями, с виду самыми скромными.

Господин Бовилье и госпожа Лабан

Оставим наконец прославленный сад, пройдем по вечно многолюдному пассажу мимо того места, где располагалась кофейня Фуа до переезда[230], заглянем ненадолго к ресторатору Бовилье[231], который обнаружил в «Альманахе Гурманов» много вздора, что, однако же, не помешает нам воздать должное его заведению, уже много лет пользующемуся уважением публики, а затем двинемся по улице Ришелье направо, чтобы приветствовать госпожу Лабан, первую парижскую молочницу, чьи молочные и сырные изделия еще недавно были украшением любого десертного и чайного стола; впрочем, за их доставку просила она недешево. В самое последнее время госпожа Лабан отошла от дел и предоставила нести все тяготы славы своему супругу, отставному капитану.

Господин Леда и господин Жан

Поприветствовав знаменитого Леда, превосходного ресторатора с Новой улицы Малых полей[232], вернемся назад, чтобы полюбоваться роскошной выставкой колбасника Жана, чья лавка располагается напротив бывшего особняка Индийской компании, отданного ныне Государственной казне – к великому сожалению несчастных пешеходов, которые лишены возможности пройти этот участок насквозь и обречены рисковать жизнью при пересечении Вивьеновой улицы[233].

Завтраки по-лионски [234]

В Париже господину Жану нет равных в том, что касается устройства завтраков по-лионски, которыми так несложно угостить и которые так превосходно тешат вкус и будят жажду. Вдобавок у господина Жана к вашим услугам самые разные лионские колбасы во всем их великолепии, да и вообще заведение у него превосходное, а потому от клиентов там нет отбоя ни днем, ни ночью.

Господа Данье и Пети

Не всякому понятно, какой интерес может представлять для Гурмана магазин тканей, поэтому многие читатели удивятся, узнав, что мы зашли в лавку господ Данье и Пети в доме 39 по Вивьеновой улице. Меж тем ничто так не благоприятствует пищеварению, как фланелевая фуфайка и фрак из превосходного сукна, а в прекрасном магазине господ Данье и Пети все это продается за сходную цену, потому не стоит удивляться, что мы воспользуемся случаем обновить наш гардероб.

Господин Лемуан

По соседству, в доме 41 располагается великолепный магазин господина Лемуана, где к нашим услугам отменное собрание ликеров, шоколада и конфет. Ликеры господина Лемуана славятся своей густотой и нежным вкусом; возьмем хотя бы его «Аравийский крем» – бархат, настоящий бархат[235]! Так же превосходен и тягуч его шоколад – и все благодаря тому, что господин Лемуан изобрел совершенно новый способ толочь зерна какао. Ликерам и шоколаду – двум лакомствам, до которых столь охочи истинные гастрономы, – господин Лемуан обязан прочной славой, для приумножения которой не жалеет он ни сил, ни средств.

Господин Танрад [236]

Теперь, пройдя между двумя недурными ресторациями, доберемся до пассажа Фейдо[237] и выйдем на улицу Ришелье, которая растянулась на целую четверть льё; двинемся по ней налево и, не уделив ни малейшего внимания Опере[238], ибо те аппетиты, какие пробуждает она, к гурманству отношения не имеют, сделаем несколько шагов по новой улице Ле Пелетье[239]. Тут ожидает нас скромная лавочка одного из лучших парижских кондитеров. Господин Танрад вырос в доме человека, имя которого дорого всем Гурманам,– господина герцога де Сере́ста-Бранка[240]; там заведовал он буфетной и приобрел исподволь замечательные умения, о которых публика узнала лишь три года