А потом, уже 23 ноября, на третий день, сел я в самолет – советский самолет, кажется, тоже какой-то Ил – и мы полетели в Москву. Взяли с собой ликер, коньяк, отметили наше возвращение в самолете… Самое трепетное ощущение было, когда колеса – шасси – самолета коснулись посадочной полосы в аэропорту Шереметьево: я дома, я вернулся живой! Это не забудешь никогда.

На родине встретили брат, жена. А я еще заболел, когда приехал, нужно было лечиться.

– Среди ангольских офицеров Вам попадались хорошие воины, болевшие за победу в войне, которые пользовались Вашим, в том числе, уважением?

– Были. Например, командир нашей первой тактической группы погиб, к сожалению, как раз на той операции, у истоков Шамбинги. Это был Герой Анголы! Если б что о нем узнать подробнее – настоящий герой.

– Как его звали?

– Нанту. Такой отважный, толковый командир! Он был сначала замкомбрига, но его назначили командовать тактической группой. Такой отчаянный, бесподобный парень!

В Куито было что-то вроде военного госпиталя, там служили два наших военврача, капитаны.

– Вы рассказывали, что вы обучали ангольских офицеров, проводили тактические учения, матчастъ изучали с ними. Они хотели учиться?

– Плохо они учились нашему опыту. У них была своя специфика ведения войны, скорее партизанская. И еще, как я уже говорил, они даже не пытались точно стрелять из артиллерийских орудий. Чтобы из миномета точно выстрелить, попасть, нужно прицел навести, установить плиту, чтобы миномет стоял ровно, а плиту для этого все время нужно с собой носить, треногу тоже. А они стреляли, как из рогатки, буквально: плиту и треногу выбрасывали, брали кусок резины из покрышки, туда устанавливали этот ствол, мину держали в руках и бросали на первом заряде, она летела так метров на четыреста-шестьсот Из нормально установленного орудия 82-мм она могла лететь на расстояние до трех километров, а тут на первом заряде – в пять раз меньше. Удар об землю не сильный, глазом видно, как эта мина летит и падает. Так они воевали. И так учились.

Вообще, в армии не хватало людей. Бригады были укомплектованы процентов на шестьдесят. Когда мы восемь суток держали бой, нас пытались захватить, а потом приехал генерал из Москвы и спросил, почему советники не принимали мер, чтобы разбить противника… Я же был в бригаде советником по артиллерии, у нас стояли 76-мм орудия, БМ. Я говорил: батарея стоит, противник наступает, давайте огонь откроем и разобьем его! А мне в ответ: ассесор, когда надо, мы тебя попросим! А стоило начать стрельбу – УНИТА сразу отступала. То ли они договаривались между собой, то ли что. Не удивлюсь, если и так. Умирать-то, наверное, никто не хотел, и не помню, чтобы они так сильно друг друга молотили. Юаровцы – другое дело, а эти… И те, и эти боялись, они ведь многие были из одного народа. Когда мы взяли пленного – пацаненок, лет четырнадцать – он сразу своим стал у наших, все рассказал.

– Как ангольцы относились к советским специалистам?

– Отлично относились. Там же большинство были простые люди. Если кто был выходцем из зажиточной семьи – например, был там один, командующий второй тактической группой – тогда да, он уже был такой важный, считал, что к нему никто просто так не имеет права подойти. Население во время обстрелов у нас в блиндаже пряталось, на второй день уже сами ямы повырывали, научились прятаться от снарядов.

– Как складывались отношения с кубинцами?

– Насчет кубинцев… Я недорассказал немного. Когда мы переправились и заняли боевые порядки, с которых начинали наступление, противник подтянул все силы туда, пошел уже не по левой стороне Шамбинги, а по правой, пытаясь окружить нас, уже зашел в тыл Куито-Куанавале. Город был окружен. В Менонге стояли кубинские части, которые защищали Менонге. По договору, кубинцы стояли на какой-то параллели, которую не могли пересечь ни юаровцы, ни УНИТА, и кубинцы за нее не должны были заходить. И нарушение это было или не нарушение, но когда юаровские танки начали наступление на Куито, кубинцы ввели один батальон в Куито и за один день уничтожили 16 танков! На этом наступление кончилось, противник отступил! Вот что такое кубинцы! Самый смелый, прекрасный, простой народ! Добрый! Приказ выполняли безукоризненно! И ведь им там никто ничего не платил! Служили там годами чуть ли не бесплатно! Это просто бесподобные люди! Героические – недаром американцы им до сих пор ничего не могут сделать! Вот что такое кубинцы. Умные, толковые, смелые… Если бы не они, Куито-Куанавале захватили бы, это сто процентов.

Кубинцы расчистили дорогу Менонге – Куито-Куанавале, машины, которые раньше добирались от города до города несколько суток, стали добираться за несколько часов.

Однажды они пришли оказать помощь нашему госпиталю. К тому моменту там уже одного врача сократили, остался один наш военврач – капитан. Пришли двое – доктор кубинский и женщина в военной форме, то ли врач, то ли нет. Еще потом они приходили к нам в баню, я баню организовал, нагрели воды, у нас и парная там была, они попарились, очень благодарили потом. Позвали меня к себе, налили виски.

– Отмечались ли у вас там какие-нибудь праздники?

– Не особо. Тогда же ведь Горбачев у власти был, и спиртное запретили. Хотя говорили, что в Луанде магазин был забит водкой, а до начала сухого закона было наоборот. Кто из знакомых до этого служил в Луанде, говорили: если нужно было выписать колбасу, то заставляли сначала выписать водку, а потом уж колбасу. А у нас уже стало наоборот (улыбается)] А если хотелось что-то отметить, когда Новый год наступил, например, 1986-й, нам дали по бутылке шампанского на двоих. Когда я только приехал, я же взял из Союза бутылку коньяка, бутылку водки, и хотя нас пугали, что «мы вас назад отправим, если увидим спиртное», мы с Володей, товарищем