Поэтому праздновали мы только вдвоем. Пришли в ресторанчик в самом центре города, возле скверика. Аня была торжественно-сдержанной, на ее лице — полуулыбка. Я бросал на нее взгляды, понимая, что она наконец-то довольна. А что изменится с завтрашнего дня? Да ничего. Все такой же знакомый маршрут, успевший набить оскомину: работа — дом. А между нами? Неужели Аня почувствует себя полновластной моей хозяйкой, будет муштровать меня по поводу и без, а я буду валяться на диване перед телевизором, пить пиво и, вальяжно потягиваясь, игнорировать ее просьбы? Да нет же. Сколько мы уже вместе, притерлись, привыкли друг к другу. Не имеет этот штамп в паспорте никакой силы для нас. Для бюрократов — возможно.

В этот вечер мы не отказывали себе ни в чем. Я взял пару коктейлей с финской водкой и ликером. Уже много лет я с алкоголем на «вы», но в такой день можно. Даже Аня поддержала меня в этом вопросе и заказала себе какую-то гремучую смесь из джина, рома, сиропов и фруктов. Закусить все это мы решили роллами.

Сидели и вспоминали предыдущие годы, предавались ностальгии. Когда стемнело, мы взялись за руки и вышли на танцпол. И я вдруг понял, что никогда не танцевал с Аней медленный танец. Конечно, я дома обнимал ее, но это были обычные, почти будничные прикосновения. В танце они становятся совершенно другими, более многозначительными.

Вечер прошел волшебно. И освещала его счастливая улыбка Ани.

3

А немного позже в моей жизни совершенно неожиданно появилась Мила — открытая, веселая, разговорчивая. Мы познакомились благодаря моей работе — я должен был снять ее для телевидения.

Кто такая Мила? Легче сказать, кем она не является. И поэт, и художник, и менеджер крупной компании, и особа, приближенная к властным кругам, и общественный деятель.

Но в тот тепло-пасмурный октябрьский день я всего этого еще не знал. Не мог я предвидеть и того, кем она станет для меня самого.

Я увидел девушку среднего роста, не маленькую, но и не высокую, с темными волосами — они были перевязаны скромным синим платком. Легкое черное пальто едва прикрывало коленки. Внимание на себя обращали темно-синие глаза, выразительные, большие, взгляд прямой и твердый. Мне всегда было трудно смотреть в них длительное время. Возможно, из-за того, что я часто отводил взгляд, она и подумала, что я смущаюсь. Кажется, хихикнула себе в кулачок.

Работа была сделана, мы поговорили с ней обо всем, о чем нам надо было поговорить. То есть о поэзии, картинах и активной жизненной позиции.

И, не имея никаких скрытых желаний, я простодушно предложил:

— Не хотите выпить чая или кофе?

Мне было скучно, домой возвращаться я не спешил. Аня была на работе, а проводить еще несколько часов за ноутбуком я не хотел. Уж лучше побродить одному по городу. Или в компании.

Она смерила меня своим непоколебимым взглядом, принимая решение.

— Ну, пойдемте.

Начинался дождь, и мы зашли в первую попавшуюся кофейню. Благо их в центре города хватало.

— А вы домой не спешите? — удивился я.

— Обычно спешу. И домой, и на работу, и по делам. Но сегодня мне захотелось не спешить, — ответила Мила.

— Муж не будет беспокоиться? Или парень?

Она неопределенно махнула рукой, и жест этот можно было трактовать по-разному. В душу с расспросами я решил не лезть. Мила потягивала через трубочку кофе с молоком, я же обжегся слишком горячим чаем с лимоном. Смотрела куда-то в стенку, в сторону, сквозь большое мерцающее огоньками окно на проезжающие машины.

— А вы, Сергей, журналист?

— Ну да, в том числе и журналист.

— А чем еще занимаетесь?

— Да иногда, когда есть время, подрабатываю то там, то сям.

Я ловил ее глаза, когда она не смотрела на меня, наслаждался необычной грозой в них. Как только Мила упиралась взглядом мне в лицо, я начинал смотреть на улицу или на мелькающие в телевизоре клипы. Она, видимо, решила, что это игра.

— А вы местная?

— Как сказать, я из деревни. Из области. Тут недалеко, сто пятьдесят километров. А вы?

— Ну, я чуть-чуть подальше родился, в Донбассе.

— Аааа, — многозначительно протянула она. — У меня тоже есть родственники на Украине.

Наш разговор имел неспешный, расслабленный темп. Оба устали к концу дня. Мы бросались фразами, долго обдумывали их, отвечали не скупо, но и не развернуто. Загадка какая-то появилась между нами. Мне показалось, что ей не особенно интересно со мной. Ну что ж, сколько таких встреч-однодневок было в моей жизни, сколько еще будет. Да и какая разница, что подумает Мила обо мне, разве это важно. Мы ведь никогда больше не увидимся, скорее всего.

Дождик шел так же неторопливо, как и наш разговор. В темных лужах уже отражались фары автомобилей, вода дрожала и расплескивалась из-под резины колес.

Домой я шел долго, пешком, не обращая внимания на попутные автобусы, уже полупустые. Хотелось насладиться свежестью, октябрьским ветром и темными низкими тучами.

4

Все-таки время года влияет на настроение. И осенью особенно часто задумываешься над жизнью. Я лежал на диване возле темного окна, в котором виднелись кривые ветки качающегося дерева. Оно как будто просилось в гости, наклонялось, заглядывало к нам в квартиру. Аня уже спала, а у меня душа была не на месте. И не знаю — почему… Ради чего я живу? Все дни однообразны, пусты и бессмысленны. И молчаливы. Я поймал себя на мысли, что часто бывали дни, когда я не произносил ни одного слова. Только работал и работал. А вечером за ужином мы с Аней обсуждали прошедший день. Рассказывать мне зачастую было нечего, потому что ничего и не происходило. А она обижалась.

В редкие моменты мы смотрели старые фотографии и видео.

— Помнишь, как мы познакомились? — спрашивала Аня.

— Да, конечно. На свадьбе друзей. Ты была дружкой, а я просто гостем.

Свадьба друзей практически стерлась из памяти, как и их лица. А мы остались друг у друга.

— Ты мне тогда не особенно понравилась, хотя платье у тебя было красивое.

— Да знаю я, — Аня демонстративно закатила глаза. — Ты мне тоже.

— Удивительно, что мы начали встречаться, — покивал я.

— Да… Помнишь тот наш первый год?

— Конечно. Наверное, самый счастливый. А потом началась война.

— И ты взял меня