– Это был, и я говорю откровенно, один из способов поправить свое материальное положение. Я тогда работал командиром эскадрильи. И очень долго бился над тем, чтобы в наш летный отряд дали хоть какую-то заграничную командировку чтобы мы хоть как-то подзаработали, чтобы хоть как-то «поддержать штаны». У меня была семья, двое детей, и, естественно, мне нужно было зарабатывать. Потом, как правило, после таких командировок, летный состав переучивался на более высокую, другую технику. И это тоже был очень большой стимул. В итоге отвоевали мы эту командировку. Причем это на наш летный отряд была первая командировка. Кто полетит, определяли демократическим путем. Голосовали, опуская бумажки в вазу. Было несколько кандидатов, в числе которых и я. И народ проголосовал за меня.

Я был из спецотряда, поэтому попал туда с миссией возглавить экипаж министра обороны Анголы. Но, как часто случается в жизни, один очень шустрый парень из Красноярска с помощью дефицитных телевизоров и видеомагнитофонов через управление кадров Министерства гражданской авиации эти контракты поменял. Он должен был летать в ангольской авиакомпании TAG, подобной «Аэрофлоту», а я – возить министра обороны, что предполагало и совершенно разные жилищные условия. Мне по условиям контракта предоставлялся большой дом, где жили военнослужащие военной миссии и у каждого члена экипажа была шикарная квартира. А от TAG выделяли югославский контейнер – с кондиционером и всеми удобствами. Но квартира не сравнится с контейнером! Когда я прилетел и пришел в офис «Авиаэкспорта», мне сказали, куда меня отправят, а я им: «Минуточку, тут же все написано, куда определяют меня, а куда определяют его». Мне ответили: условия поменялись. Я почувствовал, что бороться бесполезно. Да и бог с вами, подумал, мне все равно где летать. И все. Я заселился.

Буквально на следующий день я слетал. Там был еще один летчик из Липецка, и я подумал: пускай он слетает со мной в первый раз, чтобы были соблюдены все формальности. Дал мне так называемую провозку. Мы загрузили пассажиров, взлетели, летим. Есть такой город Дундо, алмазная провинция на востоке Анголы. На севере граничит с Конго. В чем особенность полетов в этой зоне? Несмотря на то что Як-40 предназначен для полетов на большой высоте, нужны радиотехнические средства, а там ничего не было, ничего не работало. Там есть одна приводная радиостанция, которая схватывает сигнал на удалении 60–70 км. Но не более. И все опиралось на визуальную память. Конечно, на реактивных самолетах со скоростью около 500 км в час визуально не летают. Потому что в данный момент можно лететь визуально, а через несколько секунд все небо, скажем, закрывается облаками. У нас, конечно, были свои навыки, работа с локатором, счисление пути, все эти дедовские способы работали. Но разговор о том, что я понадеялся на напарника, а он слабаком оказался. Каждый раз, когда он летал, его трясло. В авиации надо надеяться только на себя и быть все время в тонусе. Я немного упустил этот момент. Я не сильно изучил еще этот район полетов и все визуальные ориентиры. И мы уклонились. Я чувствую, по времени пора снижаться. А он смотрит вперед и не видит, не узнает местность.

Я ему говорю: «Что такое? Мы не туда пришли, что ли?»

Он отвечает: «Что-то я ничего не узнаю».

Когда человек психически слабоват, он всегда желаемое выдает за действительное. И тут он видит грунтовку. А земля в Анголе красная, рыжая, как глина, потому что в ней много окиси железа. Он это видит, отключает автопилот и направляет самолет прямо туда. Я ему: «Куда?!» Он говорит: «Вот полоса», на что я ему отвечаю, что это не полоса, а грунтовка. Но он уже ничего не соображает. Думаю: вот это первый полет у меня. Говорю ему: «Стоп, мы на 4 тысячах зафиксировались, давай искать реки». Они все текут в том направлении, в Дундо. Мы вышли на одну речку, с более или менее различимыми изгибами. Карта, правда, была очень крупного масштаба, без мелких ориентиров. Я предложил выйти на нее и спускаться дальше по ней на юг. Он в итоге ничего не опознал. Я же наконец увидел город, а там городов не так много – может быть, один на сотни километров. Я подвернул туда, и мы точно вышли, сели, и я перекрестился. Вот, думаю, мне напарника подобрали.

– Как я понимаю, тогда в Анголе шла война? Каково было летать во время боевых действий?

– Страшно было летать. Потому что случалось всякое. Прилетаешь, например, с пассажирами в какой-нибудь городишко – чисто транспортный полет, – а туда уже зашли «унитовцы». В Анголе было два вооруженных формирования: ФАПЛА – армия правительства, и УНИТА – повстанцы, которых поддерживала Южная Африка и весь Запад. И они вели полупартизанскую войну. В их составе были и юаровцы, у них была техника. Они сбивали наших летчиков. Есть истории… Несколько наших пилотов попали к ним в плен.

– Да, это серьезно. Расскажите о случае с акулой в Анголе.

– В свободное от работы время я плавал, поскольку в молодые годы занимался плаванием, это снимало стресс, и мне это нравилось. Океан… в нем такая дивная вода. И я постоянно делал заплывы. Один раз, когда я плавал между волнорезами, совершенно случайно посмотрел на берег, а там работал экипаж с Ту-134, и они что-то мне кричали и махали руками. Я никак не мог понять, что происходит. Они энергично звали меня на берег. Я покрутил головой. Батюшки мои, а там со стороны океана было, я уже не помню, два или три плавника. Они плыли прямо на меня. Конечно, у меня немного похолодело внутри, но без паники…

– Вы далеко были от берега?

– Где-то 300 метров. Там вода была чище. Я включил четвертую передачу и, как ребята потом сказали, все еще греб, когда выскочил на песок. (Смеется.)

– После этого еще плавали там?

– Конечно, плавал. Это был так, частный случай. Человек только с возрастом начинает правильно оценивать опасность. А когда ты еще молод, кажется, что уж с тобой-то ничего не будет, и нет этого страха, боязни, опаски. Это, кстати, сгубило многих молодых.

– Поговорим об Афганистане. Что это были за миссии в Афганистан?

– Ничего особенного. Нам просто поступило задание – в Камбодже оставалось три самолета, принадлежавших королю, которого свергли, это было как раз после Пол Пота. Я, кстати, посетил в Камбодже лицей, где он устроил тюрьму. Это, конечно, что-то страшное. Такой звериной жестокости я не видел. Это