Я встаю, в голове круги, постоял, пока прошли, проверил карманы.

— Документы, — говорю, — на месте, а денег, наверное, с позавчерашнего дня нет. Слышь, дядя Саша?

— Я же тебе и говорю, что эта крыса их вертанула. Я видел, у тебя много денег было, а эта тварь как увидела, так и закрутилась вокруг тебя. Тебе не надо было светить их перед этой стервой, ты ж её не знаешь. Ты опасайся её, она на все способна. Меня топором чуть не зарубила, с ножом кидалась, резала. Зря ты сюда жить пришёл, но я тебя понимаю: тебе тоже в этой жизни нелегко: ни дома там, у родителей, ни здесь никому не нужен… Но я старый уже и тоже много отсидел, и меня отвергли люди, общество, ни жилья, ничего другого у меня нет.

Вот приблудился к Шурке и сдохну, наверное, скоро. А если доживу до весны, то уйду от неё. Она меня и держит при себе потому, что я пенсии немного получаю. Она у меня пенсию забирает, сука, а я не справлюсь с ней, сил у меня нет. Мне уже 70 лет, и на старости лишился всего. Семья у меня была, и жил, как все, и мать крепкая женщина была, долго б прожила, но беда одна не приходит… Сгорела она вместе с домом. Жена умерла, а дети выжили меня. Сходился я с одной бабушкой — и она умерла. А кто я там был в её квартире? Да никто! Вселились её сын с женой сразу в квартиру, замок врезали другой, а потом выгнали на улицу. Причину нашли, гады, а я тем более не прописан там. И вот я теперь здесь. Даже вещей нет, все Шурка пропила. Слушай, под порожком нужно глянуть. Шурка, бывает, туда припрятывает бухнуть на опохмелку.

Я вышел из дома, приподнял и отодвинул порог. Там лежали водка и завернутые в бумагу кусок сала, ломоть хлеба, ломтики лука увядшие и помороженные. «Вот крыса позорная, голимое [настоящее] животное».

— О, дядя Саш! Живем! Это животное притарило и бухнуть, и пожрать! Как собака! Животное оно и в Африке животное. Вставай! Сейчас бухнем и легче станет. А деньги — это не проблема, схожу в город пустым, а приду полным.

Распив бутылку водки, слегка подзакусив, чем Бог послал под порог с тетей Шурой, я у дяди Саши спросил:

— Что-то я не заметил туалета на улице? Да и забора нет?

— Да мы ведь стопили все. Вон и деревья во дворе спьяну порубили! И ставни с окон! Все на дрова пошло. Ну и чёрт с ним! Зато теперь с улицы с любого места заходить можно.

— Дядя Саш, а что там в кастрюле на окне?

— Шарика съели, а там его останки в кастрюле. Может, разогреем? Хоть горячего похлебаем. Там вон еще жир плавает сверху. Шурка жалела, плакала. Говорит, хороший пёс был.

— Что-то помню, дядя Саш, а многое и не помню.

— Так эта ж кобыла тебе ерша делала, а ты, Вовка, неразборчивый в бухле, все подряд хлещешь и не закусываешь. Да, когда-то и я был молодой, крепкий, а теперь все, немного опрокинул через край, и ноги не держат.

— Так, дядя Саш, давай наводить порядок в доме, а потом я на промысел схожу в город, на рынок, нужно что-то есть и пить, чтобы жить. А с тетей Шурой я поговорю, как от мента придёт.

В «Дневнике» есть, впрочем, запись, позволяющая несколько уточнить характер «разговоров» рассказчика с тетей Шурой.

Опять я запил. Эта крыса тетя Шура все деньги п… и к менту Юре убежала. Уже второй день нет её дома. Уже давно бы ей голову отбил, но вовремя сучка сматывается. Опять иду на базар и не знаю, повезет или не повезет. Как все надоело. Только почувствуешь себя человеком, и опять в дерьмо падаешь. Неужели это никогда не кончится?

Не потому ли «сматывается» тетя Шура, что «жилец» способен «отбить ей голову»? Возникает отнюдь не праздный вопрос: какие отношения связывают Муханкина с тетей Шурой? Ведь она вызывает у нашего рассказчика огромный и явно непропорциональный интерес. Попадается, например, такое место:

Сегодня вертанул пару лопатников, а в них мелочовка. Больше риска было, чем денег взял. Ну лучше хоть что-то, чем ничего. Опять с этой дурой поругался — вот гадина вредная. До меня еще постоянно где-то неделями таскалась, а это, как спецом, сидит дома, курица, хоть бы на пару дней загуляла где-нибудь — хоть не видеть бы её рожи глупой.

(Из «Дневника»)

Обратимся к весьма впечатляющему фрагменту из «Дневника», который, как нам кажется, позволяет лучше понять суть происходившего.

На днях вечером около спорткомплекса встретил Марину с дочкой её и какой-то подругой. Марина исчезла куда-то, её подруга увязалась за мной. Пришли ко мне в хату, спьяну не разобрал, кого привёл. Была пьянка, музыка, танцы… Проснулся чумной, кошмары одни сменились другими. Под одеялом кто-то возился в ногах. Испугался. Хотел выпрыгнуть из постели, откинул одеяло, но вырваться из захвата того, что там было, не смог. Оно мурчало, заглатывая мой член по самые яйца. С перепугу брыкнулся и несколько раз ударил то, что вцепилось в меня. Вырвал из головы этого чуда-юда клок волос. Когда пришёл в себя, разглядел девку. Откуда она появилась тут, ни хрена не понял. И не вспомнил. Бухнул, загрыз чем-то, потеплело вроде бы внутри, отошёл. Объяснил ей, что это так спросонья получилось, а мог бы и забить до смерти. Она меня поняла. Мне её жалко стало. Днём проснулся и увидел, что со мной чучело какое-то лежит в постели. Это еще полбеды. Вот когда она стала одеваться, — вот это было да… Грязные, рваные носки, сочетание одежды мужской и женской привели в ужас, особенно драная фуфайка и кирзовые сапоги… Это тете Шуре не привыкать, а я о… до сих пор от такого. Противно как все! Неужели это я? Ужас, ужас! Какой я дурак! Как я опустился! Не могу так больше