инструктировал, выспрашивал.
К контактам с Билинским и другими членами его группы в крае привлекалось гораздо больше лиц, чем об этом говорилось для красного словца. Таким образом, оуновцы не проявляли настоящей заинтересованности в соблюдении конспирации и обеспечении надлежащей безопасности своих сообщников в Польше и на Украине. Более того, оуновским проводникам разных рангов стремилось кричать на каждом перекрёстке о своих успехах, достижениях, о наличии организационных связей с «патриотами» и «борцами». Каждый из руководителей пытался использовать контакты с «подпольем» для поднятия собственного престижа в глазах высших руководителей и коллег-конкурентов. Ради этих шкурных интересов большинство из них готово было без малейшего колебания отбросить конспирацию и пренебречь интересами и безопасностью «своих людей».
Да и какой порядочности можно ожидать от оуновских верховодов, воспитанных на сугубо эгоистических, человеконенавистнических догматах, заимствованных у немецкого нацизма. Ведь сам Ярослав Стецько хорошо известен как гитлеровский коллаборационист, не обременённый никакими моральными принципами.
Основательную эсэсовскую выучку в дивизии СС «Галиция» прошёл Илья Дмитрив, который лично по поручению шефа СБ ОУН Ивана Кашубы привлёк Билинского к работе в ОУН и много лет поддерживал с ним личную связь.
Служили в этом янычарском формировании и член провода ОУН-р в Англии Григорий Драбат, и эсбист Николай, с которыми Билинскому довелось встречаться в Англии. Кстати, последний каждый раз назывался другим именем, говорил, что его оуновский псевдоним Вильшенко, а настоящая фамилия якобы Пётр Яроцкий.
Через службу в дивизии СС «Галиция» прошёл и нынешний главарь ОУН-р Василь Олеськив, который тоже лично встречался с Билинским-Стефаном и до самой киевской пресс-конференции в сентябре 1988 года пытался руководить своими «сообщниками в крае», составлял для них новые задачи, подсказывал, как их следовало бы выполнять, а самое главное, как отчитываться о достижениях.
Жизненный опыт, анализ встреч с оуновскими проводниками подсказывали Билинскому, что его собственная безопасность отнюдь не является главной заботой оуновского центра. Если там и не хотели его провала, то исключительно потому, чтобы как можно дольше спекулировать на связях с «представителем из края».
Знакомство с Билинским Ярослава Стецько подгоняло одного из претендентов на вождество в ОУН, бывшего председателя провода ОУН-р, а в то время шефа референтуры связи с краем Степана Ленкавского, и он в течение августа-сентября 1972 года встречался с Билинским в Риме и Мюнхене. В Риме Ленкавского сопровождал Илья Дмитрив, а в Мюнхене эсбист Николай.
Во время этих встреч Ленкавский «просветил» Билинского относительно методов, которыми пользуется сам и которые рекомендует применять в работе в Польше и на Украине. Среди них распространение слухов и анонимных писем-обвинений, рассчитанных на компрометацию «неугодных» руководителей, а также распространение листовок-лозунгов типа «Украина борется...», что должно было бы свидетельствовать об активной работе возглавляемой Билинским группы.
Отдельно были выделены указания по подготовке очередного Большого сбора ОУН, который планировался на следующий год. Билинскому поручалось прислать на подставные адреса оуновского центра ряд «документов», рассчитанных на афиширование деятельности ОУН в крае и на поддержку мероприятий нынешнего руководства зарубежного провода ОУН-р.
Ленкавский, в частности, заявил Билинскому, что ожидает от него «программного выступления», который с соблюдением конспирации и зашифровки автора можно было бы зачитать на большом собрании. В выступлении должна была бы быть освещена экономическая и политическая ситуация на Украине, а также церковные, социальные вопросы с требованиями «самостоятельности Украины» включительно и, конечно же, предложения относительно идейной и политической основы, организационных форм подпольной работы в современных условиях.
Надо сказать, что Ленкавский много чего не договаривал. Дело в том, что в его высказываниях в зарубежной националистической прессе и выступлениях перед оуновской аудиторией явно декларировались профашистские взгляды. Более того, он откровенно призывал оуновских главарей «иметь отвагу принять и собственно перед собой признавать, что мы таки фашисты». До чего, правда, не дошёл Ленкавский, это до того, чтобы честно признать, что сам он в своё время продался абверу и послушно выполнял приказы этой нацистской диверсионной службы.
Абверовско-оуновский конспиратор Ленкавский предложил Билинскому подобрать на лодзинском кладбище тайники для двусторонней «бесконтактной» передачи информации и других шпионских материалов. В дополнение договорились о кодировании сообщений и о закладке в тайник материалов, получение через него почты из-за рубежа. Для этого должны были быть использованы видовые открытки, которые в зависимости от изображённых на них пейзажей должны были бы означать: «тайник заложен», «материалы получены» и тому подобное. Тогда же было договорено о порядке составления информации для Центра с использованием тайнописи. Референт связи с краем передал Билинскому и рецепты тайнописи, и адреса, на которые он должен был бы высылать свои информации-доносы.
И раньше, при встречах-инструктажах с Дмитривым, деятельность Томаша Билинского и его будущих помощников в Польше и на Украине явно направлялась на шпионские рельсы, а после римско-мюнхенских разговоров с референтом связи Ленкавским не оставалось малейших сомнений, что именно требуется от Билинского, и кто на самом деле стоит за зарубежным «националистическим центром».
У Билинского установились довольно близкие отношения с супругами Стецько Ярославом и Евгенией-Славой, которые выступали своеобразным тандемом, повторяя и дополняя друг друга в стремлении иметь «козырную карту» верного им «своего человека» в крае. В ход было пущено и материальное поощрение, или ещё проще подкуп, и психологическое давление, подслащенное расхваливанием «героического посвящения» и «значимости» Томаша.
В конце концов во время упомянутой в предыдущем разделе встречи в Мюнхене 16 сентября 1975 года Ярослав Стецько объявил Томашу Билинскому, что он, как «руководитель ОУН в Польше», введён в узкое, десятиличностное, руководящее ядро провода ОУН. С этого времени Томаш стал Евгеном и под этим псевдонимом должен быть известен избранным членам оуновского провода.
Томаш-Евген так и не узнал, действительно ли было такое решение провода, или идея его повышения в ранг члена провода ОУН родилась в голове Стецько во время разговора в мюнхенском ресторане, чтобы таким образом ещё больше привязать Томаша и его сообщников к оуновскому центру. Как оно было на самом деле — это уже тайна Стецько, которую он забрал с собой в могилу. Но широко известна его страсть к блефованию, и соврать ещё раз ради вербовки в свою организацию нового информатора из-за «комунистического занавеса» для «вождя» не составляло ни малейших трудностей. Правда, как рассказывал Томаш-Евген, с этого времени к нему действительно начали относиться с большим уважением, даже приглашали для участия в подготовке конечных документов Шестого большого сбора ОУН.
Очевидно, Стецько выгодно было иметь личный контакт с новоиспечённым членом провода Евгеном, чтобы использовать его разведывательные возможности, а самое главное козырять этим контактом перед своими высшими шефами. Пытаясь не допустить переориентации Евгена и его группы на