Сучья нашего костерка быстро тают. Надо же, как приспособились, дров набрали точь-в-точь! Второй котелок начинает закипать на последнем топливе, не хватает одной ветки. Я лихорадочно ищу её по всему рюкзаку в надежде, не завалялась ли, но так и не нахожу. Ещё миг, и дрова превращаются в горстку пепла, поэтому чай пьём слегка недозаваренным. Кружки мгновенно пустеют. Это негласный намёк на то, что нам снова пора трогаться в путь. Я, не раздумывая, уже подготовился к этому, вытряхнув заварку из котелка, то же сделал и Ваня, спрятав мешок с едой. Нет, мы нисколько не свыклись, просто полюбили эту простую жизнь раз и навсегда. Мы не ожидаем воздаяний за наши труды, поэтому нам нечем оценивать, незачем, сравнивая, страдать, мучаться в сомнениях, стяжаться противоречиями. Все эти негативные понятия остались с иным образом жизни где-то далеко позади, в какой-то Москве, которая неизвестно, существует ли вообще для нас… Мир стал таким, какой он на самом деле и есть, без огласовок, как текущая вода, которую всегда можно пить, как мягкая трава, где можно спать, или стылые, сберегающие тепло огня, камни. Не запутанным, сложным, требующим высокой степени организации, а понятным, доступным для тебя, меня, всех, и перестающим быть таковым, когда человек вмешивается в порядок течения бытия.
Странно, противоестественно прогрессу, но… В этом представлении и кроется все дарующее человеку возможности становиться лучше, чем он есть. Действовать, не задумываясь о выгоде, и даже не ради доброго слова, а так, потому что приятно, чего не найти посреди шумного городского потока, обрекающего людей на извечную борьбу за лучшее место под солнцем. Бессмысленную, жестокую борьбу… Потому что солнце светит всем, а не золотому миллиарду избранных. Эти слова несколько наивны, я согласен. Но в них звучит жизнь! Не многострадальная, беспросветная, подчинённая слепой злой воле, а несущая одну только свободную радость. На разочарования у нас просто не должно оставаться времени…
Наша дорога от подножия пролегает между скал. Какой-то кусок её – это круто наклонная гранитная «мостовая», отшлифованная бурными вешними водами. Внизу поджидают останцы, делаем кратковременную остановку средь них. Я фотографирую, затем поднимаюсь в сторону Чигим-Харуты к другой группе, в какой-то момент заглядываю за край и вижу потрясающего вида узкий и глубокий каньон истоков реки, склоны которого почти вертикальны. Это разлом, сверху выглядящий трещиной внушительных размеров, дугообразно размыкающей земную поверхность, опоясанной наледями. С притоком реки сваливаемся на южную оконечность разлома и в миг оказываемся в глухой глубокой долине, стиснутой безмолвием вплотную подступивших к нам склонов. Перепад высот резкий, он составляет здесь около трёхсот метров на километр. Неудивительно, что эта суровая долина внушает неизгладимое чувство одиночества, глубокой потерянности. Но, захваченный врасплох красотами ещё наверху, я уже не могу дождаться того момента, когда отправлюсь изучать каньон. Вечереет, и это мероприятие откладываю на завтра. Дров в округе нет, одни обрывки корней, извлеченные паводами и иссушенные жарой, но ведомый интуицией, я нахожу целую стопку лиственничных полешек в углублении среди камней метрах в ста от лагеря, и костер удается на славу!.. Какой получился компактный во всех отношениях, удачный, отлично прожитый день… Под конец его в рюкзаке нахожу ту недостающую ветку, что так долго искал в обед!.. Надо же, была всё-таки, завалившаяся в уголок! Наш костерок посверкивает в угрюмой долине, темнеющей склонами на глазах… Светлое полярное время идёт на убыль.
Между небом и землёй
Вчера, прежде, чем отойти ко сну, я увидел ранее знакомые призрачные фигуры, колышущиеся на отдалении. Одна, вторая, а поодаль и третья, будто чуть заметно поднимающийся из-под земли тёмный дымок. Все три похожи на перевёрнутые прямоугольники или трапеции. Вместо головы небольшой бугорок, «ног» нет. Кто это, духи ли гор, или призраки, я не знаю. Но иногда мне удаётся замечать эти странные, разнообразные по тону и форме существа, легко принимаемые за обман зрения или фантомы тумана, появляющиеся в безлюдных местах, на горных перевалах, подступающие к световому кругу огня и замирающие там. Я ничего не сказал своему напарнику, всё ожидал, заметит ли он сам, боясь его напугать; только посматривал на него. Но Иван, как ни в чём не бывало, вдруг собрался удалиться в палатку Я вдруг понял, что его тело чувствует близкое присутствие потустороннего, а сознание «бежит» прочь – пытается «скрыться» за понятиями дома, усталости, от комаров и что «пора спать»… «Спать идёшь?» – спросил Иван, ибо человек чувствует себя намного увереннее, когда действует так не один. Я не ответил, только сделал отмашку головой, что нет. А сам вспомнил, что когда-то поступал таким же образом, пока вдруг однажды не нашёл в себе сил оторваться от пятна огня и отправиться прочь от него навстречу колеблющейся тьме неизвестности, с первых же шагов вместо липкого, накатывающего волнами страха чувствуя восхищение от окружающих меня тайн. Вот и теперь, как тогда, я повернулся к палатке спиной и зашагал навстречу вытянутым фигурам.
Кто они? Зачем существуют? Почему приходят? Я не знаю ответов на эти вопросы. Мир таинственен и непостижим – вот весь ответ. Возможно, я обладаю чем-то таким, что необходимо этим существам. Но у меня не получается войти в контакт с ними. Фигуры начинают расплываться, как только я начинаю приближаться… Этим обычно всё и заканчивается. Наверное, мне необходимо как-то привлечь их внимание, но я не знаю, что требуется сделать для этого. В детстве, лет в пять-семь, я видел и других существ, но более чётких, ярких, жёлто-красных с тёмной сердцевиной, движущихся, и ещё, о которых уже не помню, которых до крика боялся, всё будто в инфракрасном спектре, а также путешествовал во сне по мирам. Но потом это прекратилось само собой.
Позднее утро обошлось без комаров. Их плотность теперь здесь стала не больше, чем в Подмосковье. Бывает, периодически налетают, как вчера, на подъёме к водоразделу или вечером, например, но не более. Даже не надоедают. Зато много жужелиц явилось на овсянку, сползлись со всех сторон, закопошились в чашках, стали прилипать к ложке. Одна так увлеклась, что понеслась на угли не разбирая дороги – спас, другую тут же придавил случайно коленом… Первая потеря: белые сухари закончились.
Вчера всё-таки поранил ногу, щиколотка побаливает. Проигнорировал, как обычно, и отправился осматривать окрестности. Выяснилось, что каньон проходим. Здесь нас застал дождь, и мы около часа сидели под громадами нависших камней, пережидая его. Только озябнув, решили возвращаться. Но как только достигли теряющейся посреди всхолмленной каменистой местности палатки, почти тут же выглянуло
