Эрнест помахал ей рукой, спускаясь по трапу, и его лицо озарила улыбка. Последние несколько шагов он пробежал бегом и поднырнул под веревочное ограждение, чтобы поскорее обнять и крепко прижать к себе любимую.

* * *

Мэри и Эрнест остановились в «Уолдорфе», совершая последние приготовления к свадьбе. Каждый раз, когда им нужно было выйти из отеля, приходилось проталкиваться сквозь строй фотографов, которые стреляли своими вспышками и наперебой выкрикивали вопросы о Уоллис и Эдуарде.

— Вы общаетесь с герцогом и герцогиней Виндзорскими?

— Уоллис расстроена тем, что не получила королевского титула?

— Не чувствует ли Эрнест себя виноватым в том, что отречение произошло?

— Без комментариев, — каждый раз кричала Мэри и живо взмахивала рукой.

Эрнест хотел перехитрить прессу, твердо вознамерившись не допустить появления фотографий с их свадьбы в газетах. Поэтому местом проведения свадьбы они выбрали не Нью-Йорк, а загородный клуб «Фэйрфилд Лоун» в Коннектикуте, недалеко от дома Баки — сестры Мэри. 19 ноября из «Уолдорфа» их забрали на двух лимузинах — один для женщин, второй для мужчин — и они двинулись на север. Мэри то и дело оборачивалась, чтобы посмотреть, не едет ли за ними кто-нибудь, но, похоже, фотографы возле отеля не успели так быстро попрыгать в машины, чтобы вовремя сесть им на хвост.

Условия в загородном клубе были самыми простыми. Неудобные складные стулья, маленькие столики, покрытые видавшими виды белыми скатертями, скудные украшения из орхидей и мимоз едва ли придавали обстановке подобающий свадьбе торжественный вид, но для Мэри это не имело никакого значения. Их с Эрнестом поженили возле камина, и мировой судья то и дело запинался, читая свою речь, потому что ему еще никогда не приходилось кого-нибудь женить. Сердце Мэри пело от счастья, когда она повторяла слова: «…в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии». У нее не было никаких сомнений в том, что они будут жить вместе, и она сделает все от нее зависящее, чтобы ее новый муж чувствовал себя счастливым.

* * *

Обратно из Америки они плыли на «Королеве Мэри» — великолепном лайнере, который только в прошлом году совершил свой первый рейс. В ту зиму все лондонское общество изъявляло бурное желание оказать гостеприимство Симпсонам, но Мэри и Эрнест тяготели к литературной компании и стали хорошими друзьями мистера и миссис Сэйкеверелл Ситуэлл. Также им нравилось общаться с компанией любителей оперы и балета, с которой они познакомились в Ковент-Гардене. Хотя приятели-американцы, которые раньше составляли костяк коктейльных вечеринок Уоллис, прислали им с Эрнестом свадебные подарки и восторженные поздравления, Мэри продолжала опасаться их.

По выходным они навещали друзей за городом, в том числе Элеанор и Ральфа. Уоллис по-прежнему отказывалась возвращать написанный Ральфом портрет Мэри. Было похоже на то, что она увезла его во Францию вместе со всем своим имуществом. Ральф прислал ей составленное юристом письмо с требованием вернуть полотно, но она его проигнорировала, а юридические сложности, касающиеся возбуждения судебного дела за границей, удержали его от дальнейшего преследования.

— Поверить не могу, что Уоллис и Эдуард встречались в октябре с Гитлером, — покачала головой Элеанор. — О чем они думают?

— Они пытаются убедить себя в том, что сохраняют какую-то значимость в мире, — ответила Мэри. — Он был единственным главой страны, предложившим им официальный визит. Наивно до крайности.

— Это не просто наивность, — продолжала Элеанор. — Я думаю, за этим стоят определенные амбиции. Не секрет, что они оба симпатизируют фашистам. Я слышала, это уже общеизвестно, — она глянула в другой конец комнаты, где Ральф с Эрнестом увлеченно беседовали о чем-то своем, — что у Уоллис роман с фон Риббентропом.

Мэри кивнула:

— Я всегда это подозревала из-за того, с какой регулярностью он присылал ей розы. Кто тебе сказал?

— Я слышала у Нэнси Астор. — Элеанор понизила голос. — И думаю, что об этом знает весь Лондон. Говорят, Констанция Спрай, флористка, рассказала одной клиентке, что фон Риббентроп всегда просил семнадцать роз для каждого букета, которые он отправлял Уоллис, потому что именно столько раз они были в постели.

Мэри вспомнила необычайно большие букеты. Она никогда не считала, но в каждом из них могло с легкостью оказаться по семнадцать бутонов.

— Она всегда прятала карточки, которые были в букетах, но я украла одну, и там было написано: «Увидимся в Берлине». Наверное, они уже тогда планировали поездку.

— Неужели вы так никогда и не помиритесь? — Элеанор испытующе посмотрела на Мэри. — Вы так долго были близкими подругами.

Мэри энергично замотала головой:

— Она омерзительно повела себя со мной. Просто омерзительно. Я никогда ее не прошу.

* * *

Весной 1938 года сбылась долгожданная мечта Мэри. Эрнест повез ее в Италию, чтобы провести запоздалый медовый месяц. Они гуляли по древним достопримечательностям Рима, посещали музеи Флоренции и скользили в гондоле по Гранд-каналу в Венеции. Просто удивительно, насколько на одной волне они с Эрнестом чувствовали себя, думала Мэри. Они останавливались подле одной и той же картины, восхищались интерьером одной и той же церкви и неизменно соглашались друг с другом. Их союз был единством взглядов и одновременно великой взаимной страсти.

Вернувшись из путешествия, они купили дом в Холланд-парке — просторное здание с большим количеством места для приема гостей и наняли дизайнера интерьеров, чтобы обставить и украсить его. Работы должны были продлиться несколько месяцев, поэтому на это время они остались жить в «Альбион гейт». И именно там в начале апреля 1939 года однажды утром Мэри проснулась, чувствуя себя ужасно больной. Весь день ее рвало, а ее новая питомица — шотландский терьер по кличке Диана — лежала, свернувшись калачиком на кровати рядом с хозяйкой.

— Это, наверное, из-за коктейлей, которые были вчера вечером у Ситуэллов, — сказала она Эрнесту. — Я сбилась со счета, сколько я выпила.

Состояние Мэри не улучшилось и через два дня, и Эрнест настоял на том, чтобы пригласить врача.

— Я возьму у вас анализ крови, миссис Симпсон, — сказал врач после того, как