и пишу я «старым казачьим способом», без новомодных прибамбасов, завлекаловок и гэгов. Тем не менее многие люди читают мои строки, да простится невольное бахвальство, с интересом. Меня это, признаться, несказанно радует. В то же самое время ни одна моя публикация, как уже мельком упоминалось, не обходится без критических высказываний в адрес моих героев, о чем тоже сообщалось. Большинство облыжных, а порой и безосновательных касаются именно балерины. О музыканте их поразительно мало. Скабрезных выпадов я здесь не рассматриваю принципиально. А из тех, что претендуют на объективность, чаще всего звучат примерно такие.
«Плисецкая – великая балерина, но не русская по духу, как, скажем Уланова. Нет в ней теплоты и нежности. Снежная королева. Это не умаляет ее достоинств как гениальной танцовщицы. Характерен и тот факт, что в 91-м году она с Щедриным переезжает в Германию, когда Союз уже дышал на ладан. И умирает вне родины. Вспоминается Ахматова: „Я была тогда с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был“». Валентин Зеленов.
«Талант гениальный. Как человек, очень спорно себя вела в последние годы перед смертью. Давала интервью, в которых просто сквозила нелюбовь к России. И это еще мягко сказано». Ника Победова.
«Супружеский союз Плисецкой и Щедрина – это прежде всего деловое партнерство, а любви между ними, по-моему, не существовало». David Bekchem.
«Ярая антисоветчица была и русофобка. Я читала ее мемуары. Но талантлива, не отнять». Людмила Ларно.
«Великой никогда не была, «техничкой» – не более. Еврейским оком за нашей Культурой назначена от Сионского Кагала». Иван Святослав.
«Еще неизвестно, взлетела бы на Олимп Плисецкая, если бы дядя не подсобил. Но как не порадеть родному человечку? А то бы, возможно, в кордебалете до пенсии прыгала». Валентина Молокович.
Не знаю, как насчет «теплоты и нежности» в танцах Плисецкой. Это вещи смутные и анализу не поддающиеся. Но то, что балерина, говоря современным сленгом, умела зажигать аудиторию, по-моему, и в доказательствах особо не нуждается. Эта пичужка (рост 167 сантиметров, вес, никогда не превышавший 58 килограммов) обладала невероятной, редко встречающейся среди людей, энергетикой. Иначе бы мы не «препирались» с Вознесенским насчет того, какую часть планеты она может сжечь. Ежели говорить, кроме шуток, в танцах Плисецкой, конечно же, наблюдалась некая трудно постижимая магия. Всякий гений, впрочем, ею обладает сполна. После того как Майя Михайловна станцевали Китри в «Дон Кихоте», ей сказали, что находившийся в партере Нуреев плакал в конце первого акта. Когда они встретились, балерина поинтересовалась: «Руди, ты правда плакал или так, по-балетному преувеличил?» – «Конечно, неправда. Я не плакал, я рыдал. Вы устроили пожар на сцене».
Почему супружеская чета переехала в Германию, мельком уже сказано. В дальнейшем еще не раз вернемся к этому их непростому решению. Что же касается «делового партнерства» и «существовала» ли любовь, то про это ведь и вся моя книга.
С советской властью у Плисецкой действительно наблюдались серьезные противоречия и нестыковки. Во след Бродскому она могла тоже сказать: «Мои расхождения с советской властью не политического, а эстетического свойства». На их причинах мы уже частично останавливались, вернемся к ним и в дальнейшем. А вот русофобкой ее нельзя назвать и в силу еврейского происхождения, и потому, что была она космополиткой до мозга костей. Отсюда проистекает следующее, в корне неверное предположение о том, что балерина якобы выполняла какие-то поручения от «сионского кагала». К мировому сионистскому заговору, как и к протоколам сионистских мудрецов, я отношусь в высшей степени иронично и скептично. Но даже если допустить на миг, что подобный заговор возможен, придется согласиться и с тем, что «поручения кагала» Плисецкая выполняла крайне халатно, а точнее – никак. Ибо, повторюсь, была в высшей степени аполитичной. Единственное ее участие в более-менее нашумевшей акции – подписание в 1966 году письма 25 деятелей культуры и науки против реабилитации Иосифа Сталина. И хотя письмо это было инспирировано Лейбом Абрамовичем Хентовым (Эрнстом Генри), деятелем предельно одиозным, вряд ли стоит его записывать в актив международного сионизма. Это целиком предприятие отечественной либерастии. Даром что среди подписантов числились имена Олега Ефремова, Петра Капицы, Валентина Катаева, Константина Паустовского, Михаила Ромма, Андрея Сахарова, Иннокентия Смоктуновского, Георгия Товстоногова, Марлена Хуциева, Корнея Чуковского и других.
Сложнее с упреком в том, что «дядя подсобил», «порадел родному человечку». Тут, наверное, придется отчасти и согласиться. Ибо так уж получилось, что семья Мессерер (Мешойрер) стала на долгие годы едва ли не самой могущественной в балетном мире Советского Союза. Как минимум – самой многочисленной. Во главе ее прочно стоял Асаф Михайлович – артист балета, балетмейстер, хореограф, публицист, лауреат двух Сталинских премий, народный артист СССР. Его вторая жена Ирина Тихомирнова – балерина, балетный педагог, заслуженная артистка РСФСР. Сестра Суламифь – балерина, чемпионка СССР по плаванию, балетный педагог, народная артистка РСФСР, лауреат Сталинской премии I степени. Племянники: Азарий Плисецкий – артист балета, педагог и хореограф, заслуженный артист РСФСР; Наум Азарин – артист балета, педагог, заслуженный артист РСФСР; Михаил Мессерер – советский и британский артист балета, главный балетмейстер Михайловского театра. Ну и, наконец, племянница – Майя Плисецкая. Помогал ли последней семейный клан в ее восхождении к самым головокружительным балетным высотам? Положим, как минимум, не вредил. Хотя в воспоминаниях балерины мы находим и такое: «Художественным руководителем балета в военное время был мой дядя Асаф Мессерер, совмещавший трон руководителя с танцем. Он человек щепетильный и выдвигать племянницу считал недостойным. Щепетильный, щепетильный, но жену свою Ирину Тихомирнову двигал энергично. Мне надлежало исполнить одну из восьми нимф в польском акте оперы «Иван Сусанин». Я, разумеется, огорчилась. Мой разговор с Асафом был краток.
«Я раньше не танцевала в кордебалете!»
«А теперь будешь».
Ослушаться я не могла, но протестовать – протестовала. Вставала вместо пальцев на полупальцы, танцевала без грима, перед началом не грелась. Сам Асаф танцевал с Лепешинской сатира. Наша восьмерка прямо на спектакле не громко, но слышно, ритмично подпевала на мотив глинкинского вальса: «Асафчик мой, красавчик мой». Я не одна творила акт мщения».
Страшный, конечно, акт. И как только бедный Асаф Михайлович переносил подобное «мщение». Но если опять же серьезно, то о чем следует вспомнить относительно той поры, когда Плисецкая пришла в Большой театр. Его сценой тогда безраздельно владели Марина Семенова, Ольга Лепешинская, Суламифь Мессерер, Софья Головкина. Ведущими танцовщиками были Алексей Ермолаев, Михаил Габович, сам Мессерер. А что представляли собой эти сплошь народные артисты СССР? Семенова – лауреат Сталинской премии, в будущем Герой Социалистического Труда. Лепешинская – четырежды лауреат Сталинской премии,
