Птица

побирается песней,

поет,

голодна и звонка,

а я человек, Мария,

простой,

выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.

Мария, хочешь такого?

Пусти, Мария![76]

Само существование поэта и настоящей любви оказывается невозможным в условиях мира, в котором правят деньги. Поэт же обречен на безбытность и бедность: он ничего не может предложить своей возлюбленной, кроме богатств своей души:

Помните?

Вы говорили:

«Джек Лондон,

деньги,

любовь,

страсть», —

а я одно видел:

вы – Джиоконда,

которую надо украсть!

И украли[77].

Интересна здесь отсылка к американскому писателю Джеку Лондону, столь популярному в России в начале XX века. Творчество Джека Лондона весьма значимо для раннего жизненного периода Маяковского. Василий Каменский вспоминал, что Бурлюк внушал молодому Маяковскому, что он и есть «Мартин Иден»: «Разглядывая в лорнет Володю Маяковского, Бурлюк называл его русским Джеком Лондоном, Мартином Иденом <…>. Маяковскому все это очень нравилось. Он тут же достал из кармана брюк книжку “Дешевой библиотеки” и сказал, что необычайно увлечен лондоновским романом “Мартин Иден”»[78]. В 1918 году у Маяковского состоится работа в кино – фильм «Не для денег родившийся», базирующийся сюжетно на том же романе Лондона. Крушение мира Мартина Идена происходит после осознания, что возлюбленная начала интересоваться им только после приобретения им богатства. Свой бунт против подобного устройства мира он выражает через самоубийство, отказываясь принимать подобные правила для жизни. Ситуация лирического героя поэмы «Облако в штанах» довольно близка лондоновской, однако он не намерен пока уходить из жизни, наоборот, он готов к борьбе. Неразделенная любовь дает ему возможность почувствовать бездуховность мира, отсутствие в нем любви. Для поэта же любовь – абсолют, основа мироздания. В четвертой части возлюбленная приобретает божественный статус, совершенно как героиня поэмы Данте:

Мария!

Имя твое я боюсь забыть,

как поэт боится забыть

какое-то

в муках ночей рожденное слово,

величием равное Богу[79].

Лирический герой бунтует против существующего миропорядка, и вину за него он возлагает на Бога-Творца:

Всемогущий, ты выдумал пару рук,

сделал,

что у каждого есть голова, —

отчего ты не выдумал,

чтоб было без мук

целовать, целовать, целовать?![80]

Однако попытка перекроить Вселенную остается безрезультатной, а разговор с Богом – безответным:

Глухо.

Вселенная спит,

положив на лапу

с клещами звезд огромное ухо[81].

Поэма вдохновлена Марией Денисовой, но посвящена совершенно другой женщине. Посвящение при издании выглядело так: «Тебе, Лиля». Посвящена поэма одной из главных женщин в судьбе Маяковского – Л. Ю. Брик, день знакомства с которой он называл «радостнейшей датой» в своей жизни. Большинство произведений Маяковского биографически связано именно с ней. В поэме «Флейта-позвоночник» (1915) любовь снова предстает трагическим чувством, лирический герой обречен на страдание. Любовь – «ад», возлюбленная – «проклятая».

Мне, чудотворцу всего, что празднично,

самому на праздник выйти не с кем.

Возьму сейчас и грохнусь навзничь

и голову вымозжу каменным Невским![82]

Любовные страдания поэт воспринимает как наказание от Бога:

Вот я богохулил.

Орал, что бога нет,

а бог такую из пекловых глубин,

что перед ней гора заволнуется и дрогнет,

вывел и велел:

люби![83]

Снова звучат ноты богоборчества, но в необычном пересечении с почти молитвенной, на грани отчаяния, интонации:

Если правда, что есть ты,

боже,

боже мой,

если звезд ковер тобою выткан,

если этой боли,

ежедневно множимой,

тобой ниспослана, господи, пытка,

судейскую цепь надень.

Жди моего визита.

Я аккуратный,

не замедлю ни на день.

<…>

Только —

слышишь! —

убери проклятую ту,

которую сделал моей любимою![84]

Подобный разговор с Богом кажется реминисценцией из романа Ф. Стендаля «Красное и черное», в котором убежденный атеист, страдая от потери возлюбленной, задумывается о существовании Бога и просит вернуть ему любимую: «О, если бы он только существовал!.. Я бы упал к его ногам. “Я заслужил смерть, – сказал бы я ему, – но, великий боже, добрый милосердный боже, отдай мне ту, кого я люблю!“»[85] В поэме вместо желания переделать мир ярко прослеживается мысль о самоубийстве, предчувствие смерти: «Все равно / я знаю, / я скоро сдохну». Любовь лирического героя жертвенна, она мистическим образом связана с творчеством, дары поэта возлюбленной – его стихи, его творчество – самоотдача, но взамен он ничего не получает:

Сердце обокравшая,

всего его лишив,

вымучившая душу в бреду мою,

прими мой дар, дорогая,

больше я, может быть, ничего не придумаю[86].

Лирический герой поэмы «Человек» (1916–1917) – поэт – способен творить чудеса, создавать красоту, преображать вещи, к которым он прикасается. Но он не может изменить миропорядок, в котором есть буржуа – «Повелитель Всего», под властью которого находится и возлюбленная. Сам поэт в плену у миропорядка, его бытие противоречит всем земным законам, и он решает обрести свободу, лишив себя жизни. Не найдя себе место на Земле со своей огромной любовью, он становится демоном, живущим в небесных сферах, но и там не обретает покоя, потому что память любви зовет обратно:

Тоска возникла.

Резче и резче.

Царственно туча встает,

дальнее вспыхнет облако,

все мне мерещится

близость

какого-то земного облика[87].

Лирический герой возвращается на землю, но уже не находит возлюбленной среди живых. Ему суждено скитаться: «Ширь, / бездомного / снова / лоном твоим прими!» Однако его любовь оказывается вечной, способной пережить само существование этого мира:

Погибнет все.

Сойдет на нет.

И тот,

кто жизнью движет,

последний луч

над тьмой планет

из солнц последних выжжет.

И только

боль моя

острей —

стою,

огнем