семьи за то, что они так относятся к книге, но я хочу сказать, что они никогда не понимали и не поймут, что происходит у меня внутри, когда я пишу, и почему я пишу. Моя семья, я думаю, хотела бы видеть меня успешным, но я полагаю, что их представление об успехе заключается в том, чтобы я написал книгу, которая была бы продана тиражом в сто тысяч экземпляров и принесла бы много денег. Признаюсь, это было бы очень здорово, и я был бы рад получить много денег, но я пишу не для этого. Я пишу, потому что хочу сделать лучшее, что есть во мне, создать свое видение жизни, какой я ее видел и знал, и оставить что-то, что, я надеюсь, будет иметь какую-то непреходящую ценность, и продастся ли моя книга тиражом в сто или сто тысяч экземпляров, не имеет для меня первостепенного значения. Я также не пишу, как ошибочно полагали многие жители Эшвилла, для того, чтобы разгребать личную жизнь Брауна, Джонса или Смита, я не «пишу книгу об Эшвилле», как думали многие из них, я пишу книгу о людях, живущих на этой земле, какими я их знал, и то, что я сказал, относится к Питтсбургу, Бостону или Бруклину, так же как и к Эшвиллу. Разумеется, при этом я использовал те материалы, которые у меня были, я использовал жизнь так, как я ее видел, опыт так, который познал, я использовал то, что было моим собственным материалом, и, конечно же, так должны поступать все люди. Я знаю, что вы поймете это: художник работает не для того, чтобы восхвалять, ранить, оскорблять или прославлять конкретных людей, он работает для того, чтобы создать некую живую картину, которая будет верна для всех людей на земле.

[на этом письмо обрывается]

Мейбл Вулф Уитон

Коламбия Хайтс, 111

Бруклин, Нью-Йорк

27 января 1932 года

Дорогая Мейбл:

Сегодня утром пришла твоя открытка. Я ничего не слышал о маме с тех пор, как она уехала отсюда, и я тоже начинаю немного беспокоиться. Я знаю, что она благополучно добралась до Бостона, потому что сразу после ее отъезда из Нью-Йорка я отправил письмо дяде Генри… Он написал мне через несколько дней, сообщив, что мама приехала, и ее встретили вовремя, и что с момента приезда она чувствовала себя не очень хорошо, но сейчас ей уже лучше. Я уверен, что если бы что-то было серьезно не так, кто-нибудь сообщил бы нам об этом…

Это письмо для тебя напечатала моя подруга, она живет в Бруклине. Вчера вечером со мной произошел пустяковый несчастный случай, но я, к счастью, избежал травм, которые могли бы быть более серьезными. У врачей возникли сомнения, сломана ли моя левая рука или нет, но сегодня все прояснилось, когда они сделали рентген и заверили меня, в отсутствии перелома, хотя я должен ждать до завтрашнего утра, чтобы получить окончательное решение. Я также порвал вену на руке, но доктор очень аккуратно сшил ее, не сомневаюсь, что через несколько дней я буду в полном порядке. Если ты напишешь маме, пожалуйста, не сообщай ей об этом. Я не упомянул об этом в своем письме к ней, потому что незачем ее беспокоить.

Все произошло следующим образом: я ужинал в городе с моим другом, Максвеллом Перкинсом, он живет в Нью-Канаане, штат Коннектикут, он взял с меня обещание проследить за тем, чтобы он непременно успел на свой поезд. Когда он приехал на Центральный вокзал, я вошел с ним в поезд и разговаривал с ним о рукописи, которую я только что дал ему почитать. Когда поезд тронулся, я поспешил выйти, и не удачно спрыгнул на платформу, и меня выбросило на бетонный тротуар. Меня отвезли в больницу скорой помощи на Центральном вокзале, где врач осмотрел мою руку и наложил швы на место пореза. Мне очень повезло, что все обошлось, и я благодарю Бога за то, что это была левая рука, а не правая, поскольку все мои шансы на жизнь сейчас, в большей или меньшей степени, зависят от моей правой руки.

Я очень беспокоился о том, как закончить книгу, но теперь я знаю, что все будет в порядке, если только я буду держаться за нее и не позволю ничему помешать, пока не закончу…

Я посылаю вам свои наилучшие пожелания здоровья и счастья. Полагаю, мама захочет остаться со мной на день или два, когда будет возвращаться через Нью-Йорк, и я надеюсь, что так оно и будет. Жаль, что сейчас я не могу сделать для нее больше, но если я смогу закончить свою книгу, то, возможно, мы сможем встретиться все вместе и устроить настоящий праздник.

До свидания, Мейбл, и, конечно, удачи, как всегда. Пиши мне, когда у тебя будет возможность.

Джулии Элизабет Вулф

Бруклин, штат Нью-Йорк

15 февраля 1932 года

Миссис Джулии Э. Вулф, проживающей у Ральфа Х. Уитона

Отель Грамерси 825, Вермонт, Северо-Запад Вашингтона, округ Колумбия

С наилучшими пожеланиями счастливого дня рождения и еще многих лет здоровой активной жизни, надеюсь и верю, что еще один год застанет нас всех в лучших и более счастливых обстоятельствах, дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится, и наслаждайтесь вашим визитом, надеюсь, все в порядке, я чувсвтую себя хорошо, работаю, с любовью,

Том

Следующее письмо было написано в ответ Стрингфеллоу Барру, в котором он предлагал Вулфу написать несколько рассказов, подходящих для публикации в «Вирджинском Ежеквартальном Обозрении». В то время Барр был редактором «Ежеквартального Обозрения» и профессором современной истории в Университете Вирджинии. Позже он был президентом Фонда мирового правительства и автором книги «Граждане мира».

Стрингфеллоу Барру

Колумбия Хайтс, 111

Бруклин, штат Нью-Йорк

24 февраля 1932 года

Дорогой мистер Барр:

Спасибо за ваше письмо и извините за эту нацарапанную записку. Я готовил гранки для рассказа, который выйдет в «Скрибнерс Мэгазин» этой весной [«Портрет Баскома Хока»], рассказ был длиной в 30 000 слов, и, конечно, его пришлось сокращать, что для меня является мукой и изнурением. Я также закончил еще один рассказ, который должен быть напечатан [Вероятно, «Паутина Земли», который был принят журналом «Скрибнерс» 16 мая 1932 года, и опубликован в июльском номере 1932 года, а позже включен в сборник «От смерти к утру». Однако окончательный вариант «Паутины Земли» был длиной около 39 000 слов], в нем около 15 000, и я собираюсь показать его Максу Перкинсу в «Скрибнерс»: если они не смогут