Москвичи и гости столицы ужасно не любят спящих на светофорах автолюбителей перед ними. Всего 18 секунд зелёный! Поехали, поехали, не тупи в своих тиктоках, очередной цикл и не успели, ну что за люди?!

Но, оказавшись на поул позишн на следующем светофоре, отчётливо понимая, что уж теперь проедут его наверняка – целых восемнадцать секунд! – заглянут в инстаграм полистать ленту, а, услышав сзади гудки, отпустят стекло и прокричат нервному болвану сзади:

– В жопу себе посигналь!

Затем поднимут стекло и степенно, как шофёр английской королевы, тронутся на уже моргающий зеленый.

Чаще всего не пускают перестраивающихся в медленно поворачивающий ряд именно те, кто сам в него грубо вклинился, объехав пробку. Пробку, возникшую из-за вклинивающихся и объезжающих.

– Куда прёшь?! – бибикает автолюбитель очередному нахалу. Правда, 16 секунд назад он сам прессовал другую машину стонами «Ну пусти!», сетуя на то, культура вождения «Ни в пизду». Вот в Европе стоит включить поворотник – сразу расступаются, вспоминает москвич, давая понять взглядом, направленным на бескультурного упрямого, что сейчас достанет травмат из бардачка: ну неужели непонятно, что ему надо направо, а там камера висит и поворачивать вторым рядом он не намерен?! Пусти, козёл, мне направо надо!

Столичные автолюбители не любят ментов с палками, имея кучу претензий к инспекторам при исполнении. Сводятся эти претензии как правило к тому, что взятки берут неохотно, а просят какие-то запредельные суммы. На вопрос «Зачем вообще платить взятку менту?» впадают в гипнотический транс.

* * *

– Котик! – мурлыкал молодой человек своей спутнице. – Котик, тебе было хорошо?

– Очень! – стонала в ответ девушка. – Очень-очень!..

– Насколько хорошо? По десятибальной системе.

– На двенадцать…

Стоны, шуршание, звук убираемого подлокотника.

– А тебе? – вдруг спохватилась уточнить девушка.

– Мне?.. – мурлыкал кавалер. – Мне тоже.

– Что тоже? – не унималась девушка игривым тоном. – Тоже на двенадцать?..

– Мне на девять.

Я сделал погромче музыку, на всякий случай. Ну держись, парень.

– Схуяли?! – закричала барышня так, что я чуть не выпустил руль. – В смысле, блядь, на девять? Чё я не так делала?!

– Котик, да я не об этом, ты что! – Балбес пытался исправить загубленный вечер. – Я имел в виду типа сегодня воскресенье.

– Я ему и так, и эдак, и пробку, что значит, девять?!

– Котик, успокойся. Типа я хочу, чтобы опять суббота, понимаешь? Чтобы снова… Понимаешь? Я расстроен, что завтра уже понедельник, а типа я хочу, чтобы сегодня… Как вчера… И я снял один балл… Типа сожалею, что не суббота…

Последние слова кавалер произнёс уже мне. Спутница выскочила из стоящей на светофоре Мурены, не попрощавшись и хлопнув дверью.

* * *

– Не говорите «война». Нельзя. Вы же хорошо знаете, что это не война.

Пассажир, молодой человек с аккуратной стрижкой, в красивой оправе, едет в телецентр Останкино. Он поинтересовался, сколько сейчас стоит такая «соната», а я ответил, что никто не понимает – после начала войны их попросту перестали выпускать.

Слово «война» я использую вовсе не для того, чтобы пассажир сдетонировал. Война – потому что я стараюсь говорить по-русски и называть вещи своими именами. Там, где это не противоречит каким-то очевидным обстоятельствам. Но обстоятельств, которые заставляли бы меня выговаривать слово «спецоперация», я пока представить себе не могу.

Пакс махнул рукой, дескать, проехали. Закроем тему. Я был не против.

Но говорить он не перестал. Зачем-то рассказывал про какие-то мероприятия, посвящённые 22 июня. И брякнул «отмечать».

– Простите, что отмечать?

– 22 июня. Начало войны, – Молодой человек как будто опешил от того, что я не знал очевидного.

– Отмечать? Вы будете «отмечать»? В смысле, праздновать?

– Ну великая же дата… – начал оправдываться молодой телевизионщик.

– Великая дата?! – я всё ещё не верил своим ушам. – Великая дата начала спецоперации Гитлера против СССР?

Я прекрасно понимал: надо заткнуться.

Не потому, что такси. Не потому, что сервис. Не потому, что он обидится. А по многим другим причинам.

А сейчас, по прошествии трёх дней, не могу успокоиться: вдруг это был единственный шанс донести до него пару нехитрых мыслей? А я им не воспользовался. И чувак продолжит ваять какие-то материалы про «великую дату» даже без ощущения какой-то неловкости.