можно быстрее решить стоящие перед ними задачи приводили к включению в агентурную сеть непроверенных людей, в результате чего возросло число подстав контрразведки.
Срывы в агентурной разведывательной работе, осуществляемой с позиций официальных прикрытий, серьёзно компрометировали советские официальные представительства. Количество провалившейся агентуры в эти годы было достаточно велико. Так, в 1924/1925 гг. было арестовано 33 агента, в 1925/1926 гг. – 19 агентов и в 1926/1927 гг. – 27 человек. В рассматриваемый период отчётный (операционный) год не совпадал с календарным: начинался он с 1 октября текущего года и заканчивался 30 сентября следующего года.
Провалы разведки антисоветские круги использовали как повод для выступлений против развёртывания политических и экономических связей с СССР, обвиняли наши дипломатические представительства в диверсионно-разведывательной деятельности и подрывной пропаганде. В условиях напряжённой борьбы Советского Союза за ликвидацию экономической и политической блокады неудачи в агентурной разведывательной деятельности под официальным прикрытием были особенно опасны, так как подрывали престиж советского государства.
Руководство военной разведки в целом понимало недостатки и опасность всё усиливавшегося крена в сторону ведения разведки с легальных позиций. Однако, хорошо представляя, какого рода трудности возникнут при создании нелегальных резидентур и обеспечении надёжной и бесперебойной связи с ними, оно не решалось отойти от существовавшей практики, несмотря даже на целый ряд провалов. И только серьёзные инциденты в апреле – мае 1927 г., такие как полицейский налёт на советское полпредство в Пекине, провал в Париже, а также обыск в помещениях общества «Аркос» и торгового представительства Советского Союза в Великобритании, привели к кардинальным изменениям организации и ведении разведки.
Территория пекинского полпредства СССР делилась на две части: на территорию собственно полпредства, где помещались, помимо квартир сотрудников, канцелярия посольства, кабинет военного атташе, аппарат резидентуры ИНО, консульская часть, и на так называемый «военный городок», где в одном доме с канцелярией военного атташе размещался и аппарат резидентуры. Здесь же находились китайские коммунисты. Сама экстерриториальность «военного городка» вызывала большие сомнения.
Обе территории соединялись между собой внутренними воротами, и каждая из них имела свой выход для связи с внешним миром.
6 апреля 1927 г. полицейские и солдаты из воинских частей Чжан Цзолиня ворвались в ворота «военного городка» в тот момент, когда они были открыты для въезжавшего автомобиля. Одновременно были заблокированы ворота, соединявшие «военный городок» с остальной территорией полпредства. Из полпредства успели только передать распоряжение по телефону об уничтожении документов. Китайская полиция свои действия оправдывала тем, что, по имевшейся у неё информации, в советском представительстве скрываются китайские граждане, причастные к антиправительственной деятельности.
Нападавшие приступили к вылавливанию китайских коммунистов, а затем к захвату документов в помещениях «военного городка», в том числе в помещении резидентуры. Сотрудники резидентуры успели бросить документы в одну из комнат, облиты их керосином и поджечь. Однако прибывшая пожарная команда быстро потушила не успевший разгореться пожар. Поэтому документы сгорели только частично.
Обыску и ограблению подверглись торгпредство и большая часть квартир сотрудников полпредства.
Руководитель центральной пекинской резидентуры А. И. Огинский с ключом от своего сейфа во время нападения находился вне территории «военного городка». Его попытки добраться до помещения резидентуры или передать туда ключ, ни к чему не привели. В результате сейф резидента со всем его содержимым попал в руки полиции. В остальных помещениях на территории собственно полпредства документы сжигались в течение нескольких часов.
«Получив документ, сфабрикованный соседями, и перейдя благополучно границу», согласно «телеграфного распоряжения» Центра, резидент центральной пекинской резидентуры прибыл в Москву. Судя по всему, ещё накануне им был подготовлен рапорт на имя начальника IV Управления (датирован апрелем 1927 г.), в котором он попытался смягчить последствия нападения китайцев на «военный городок». В числе документов, хранившихся «в моём сейфе, – доносил А. И. Огинский, – были переписка с Москвой, которая может провалить наших резидентов в Харбине, Мукдене, Калгане, Шанхае, Ханькоу и, возможно, в Сеуле и Дайрене; моя переписка с резидентурами, с изъятием агентурного материала (выделено мной. – Авт.), который вырезался из писем и передавался т. ИЛЬЯШЕНКО, переписка, которая, не давая ничего конкретного, обнаруживает лишь наш метод работы; партийные и китайские материалы /небольшая папка/ и предпоследний Хмелевский материал, имеющийся в Москве, – оба последние, главным образом, информационного характера, но в них затрагиваются и организационные вопросы, касающиеся преимущественно территории, уже занятой в настоящее время национальной армией; список наших инструкторов в армии Фына; небольшой последний информационный материал соседей /из Харбина/, адресованный на имя т. ЧЕРНЫХ (поверенный в делах полпредства. – Авт.), может быть, ещё некоторые незначительные материалы».
Ф. Е. Ильяшенко[168] являлся сотрудником аппарата военного атташе. «Хмелевский материал» – материал, подготовленный военным советником при Военном отделе (Военной комиссии) ЦК КПК А. П. Аппеном, действовавшим под псевдонимом «Хмелев».
«Из всего указанного я делаю вывод, – Докладывал Огинский, – что изъятие документов из нашего учреждения должно было дать провал наших резидентов, кроме тяньцзинского и некоторых маньчжурских, показать метод нашей работы и раскрыть организационную структуру нашей разведки, дать некоторый информационный материал, обнаружить некоторые секреты киткомпартии, главным образом, по территории, занятой уже южанами и, может быть, привести к частичному провалу нашей агентуры; в отношении последней я не считаю, однако, проваленными тяньцзинскую, цзинаньскую, шанхайскую, ханькоускую, харбинскую, мукденскую и шансийскую агентуры /согласно моего личного доклада/, а пекинская агентура, возможно, лишь частично провалена по посольствам/ вернее всего, лишь по японскому посольству/ (выделено мной. – Авт.). Похищение же партийных материалов из моего сейфа вряд ли может иметь какое-либо практическое значение, поскольку гораздо большее количество их, насколько мне известно, взято из архива самого Ли ТаЧао». Так что, пытался убедить начальника IV Управления Огинский, беспокоиться не следовало.
Результатом налёта были разгром Северного комитета компартии, арест китайцев, проживавших на территории полпредства, а также 15 советских граждан, в том числе сотрудников аппарата военного атташе – И. В. Тонких[169] и Ф. Е. Ильяшенко, которые до сентября 1928 года находились в тюрьме.
28 апреля 1927 г. по приговору военного суда был казнён один из основателей КПК Ли Дачжао[170], арестованный 6 апреля в «военном городке». Вместе с ним мучительной казни были преданы 19 руководителей Северного бюро КПК и Гоминьдана (среди них одна женщина).
В ходе проведённого расследования выяснилось следующее:
«О готовящемся налёте (не то белогвардейцев, не то полиции) в полпредстве узнали за недели полторы-две. Было принято решение, сводящееся к следующему:
1/ Организовать наблюдение вокруг посольства и постоянные дежурства; дежурный у ворот должен был дать сигнал в случае нападения; организовать вооружённый отряд, который при нападении белогвардейцев, должен был сопротивляться до конца, а в случае налёта полиции задержать её всеми способами до уничтожения документов.
2/ Перевести китайских коммунистов в более безопасное место.
3/ Сосредоточить архивы всех органов, помещавшихся в посольстве, в одном месте и