Казалось, что Василий Карпович совершенно обессилел от таких жестоких переживаний, но аккурат в это время у них родилась Любочка[202]. Здоровенький, хорошенький ребенок. Можно было ожидать, что это маленькое существо принесет с собой некоторое равновесие в семью. Можно было думать, что дед и бабушка будут рады появлению внучки, однако получилось совсем обратное. Карп Кондратьевич не мог видеть бедной девочки, находя у нее громадное сходство с кучером Алексеем. Не знаю, было ли это так, но семейные отношения стали не лучше. Девочка в семье у Василия Карповича явилась лишней обузой, мать ею не интересовалась, не любила, а когда девочка стала подрастать, то и просто стала мешать как обличитель лет мамаши. А маменьке все хотелось быть юной и прекрасной, что ей и удавалось, благодаря счастливой наружности и борьбе, которую она вела со своей возможной полнотой. Во всяком случае за те многие годы, как я знал ее, фигура ее совсем не изменилась, и разве редкая по нежности кожа на лице стала получать еле заметные морщинки.

Жизнь в доме у них была самая печальная, но в конце концов особо острые уголки пообтерлись. Василий Карпович совершенно привык к Софии Алексеевне и уж без нее обходиться не мог. Со смертью отца он отдалился от остальной семьи, влияния дома уж не действовали на их семейную жизнь, и она текла довольно ровно, и в виде особого расположения Василий Карпович даже расступился и подарил жене бриллиантовые серьги по одному камню, карат по десять штука; правда, были они желтоваты, но как показная вещь неплохи. Сонечка была рада им и таскала их, не снимая никогда. Тем временем она сумела выцарапать из матери нитку крупного, правда, финляндского жемчуга – но опять вещь эта была эффектна, и она никогда не снимала ее.

Василий Карпович никуда не выезжал, но начал понемногу отпускать вожжи. Почувствовав некоторую свободу, Сонечка стала пользоваться ею, и немудрено было встретить ее в глухом переулке в компании кавалеров. Выходил из этого шум и гам, но Василий Карпович без нее обходиться не мог. Найдя свою силу в его привычке, Сонечка стала меньше стесняться, появлялась и на концертах, и в театрах, а он покорно ждал ее возвращения. Дочь же была сдана на попечение немке, Розалии Карловне, сказавшейся хорошим человеком. И то, что Сонечка всячески отдаляла от себя дочь, принесло той только пользу, – росла хорошая и хорошенькая девочка. Василий Карпович был с ней хорош, но, никогда никого не любя, он и ее не любил по-отцовски, тем больше, что влияние маменьки уже было сильно. Девочку от людей прятали, и во время бывших впоследствии в их доме концертов она не могла показаться на людях.

Наконец Любочка стала премиленькой барышней, благодаря Розалии Карловне получившей недурное образование. Присутствие такой дочери в доме стало мамаше совершенно невыносимо, и она заявила мужу ультиматум: либо она, либо дочь. И было решено, что Любочка для продолжения образования отправится в Англию. У отца в это время состояние приближалось – а может быть, перешло – первый миллион. Любочка с Розалией Карловной уехали, отец несколько времени посылал им денег, но так мало, что Розалия Карловна была принуждена искать занятий на стороне, и за эти деньги они обе существовали. Но отцовские посылки окончательно прекратились, они стали бедствовать и были принуждены, продав кой-какие вещи, ехать обратно в Россию.

Родители уж не пустили дочь к себе, да и она сама не искала приюта у них, а была принята братом Сергеем Васильевичем, который в это время служил в городской управе. Благодаря его протекции Любочка скоро получила там место под начальством В. Ф. Малинина, не пропускавшего случая ухаживать за хорошенькими подчиненными. Но Любочка была не из этого сорта: как-никак, а Шапошникова, близкая родня городского головы Гучкова, племянница Челнокова! Да сама барышня была такова, что ухаживаниями ничего добиться было невозможно. Малинин-то в нее и влюбился по уши, хотя у самого были дети ровестники Любочки.

Положение ее стало прямо невыносимо, служить у влюбленного начальства, бывшего больше чем вдвое старше ее, было невозможно. Бросать место значило идти к родственникам вроде Веры Карповны – перспектива тоже неинтересная. А тетушка долбит: «Да чего тебе еще нужно? В. Ф. уж хлопочет о разводе, партия прекрасная». А Малинин был племянником Гр. Ив. Зимина[203], имел большие средства и занимал одно из самых видных положений в городе. Не хочется Любочке за старика идти, в мачехи к детям, у которых мать жива, да еще и однолеткам – она и сбежала в Питер, к Михаилу Васильевичу.

Но нелегко было вырваться из сетей Веры Карповны! Что она задумала – должно было исполниться. В погоню за Любочкой послали Митю Сырейщикова. Положение Михаила Васильевича, я думаю, было не из удобных, но Любочку уговорили и доставили обратно в Москву, где скоро она и стала М-м Малинина. Хорошо ли, плохо ли жилось Любочке, судить не нам, но, слава Богу, детей у нее не было и уж во время революции она нашла себе по душе англичанина, с которым и сбежала за границу, успев получить развод. Слышал я потом, что Малинин влюбился в дочь Рябушинской, Мазурину, и собирался жениться на ней, но не знал, куда девать своих дочерей от первого брака. Он желал подкинуть их Екатерине Степановне Щенковой, которая на эту комбинацию соглашалась только при условии, чтобы Малинин не женился, а как только она узнает об его бракосочетании, то детей он получит обратно, чем и «затянула трензель» этому пылкому старичку.

Завещание К. К. Шапошникова

Между тем хождения по зале продолжались. Какие теперь обсуждались вопросы для семьи, было неизвестно, так как они содержались в полной тайне. Потом только обнаружилось, что Василий Карпович объезжал отца по поводу его завещания. Всем было известно, что он оставляет дочерям по 60 000, при жизни же выплачивает лишь