На самом деле, В. К. Блюхер отплыл в Шанхай на японском пароходе на следующий день. По версии П. Балакшина, якобы «по дороге в Москву Галин – Блюхер заехал в Шанхай повидаться с Чан Кайши. У Чан Кайши отношения с Блюхером были такие, каких он не имел ни с кем из коминтерновских и красноармейских советников. Он считал его выдающимся военным, человеком положительным по своим качествам, совсем не похожим на других советских представителей. …При расставании с Чан Кайши в Шанхае Блюхер чувствовал себя подавленным. Чан Кайши сказал ему: „У нас ещё будет возможность работать вместе, не стоит огорчаться“. Блюхер ответил: „Надеюсь, что видимся не в последний раз“.

„Ещё до того, как корпус советников при Блюхере выехал из Китая, – вспоминал И. Винаров, – наша группа незаметно „растаяла“ и исчезла, превратившись в группу из нескольких бизнесменов, срочно открывших небольшие торговые предприятия и начавших „делать деньги“. Разумеется, группа поддерживала связь с Центром, с управлением Берзина, через нашу шифровальщицу Галину, имевшую в то время „официальный статут“ в Пекине. Встречи с Галей и обмен секретной корреспонденцией с Москвой осуществлялись по всем правилам разведывательного искусства“. Была открыта шанхайская импортно-экспортная фирма во Французском сеттльменте Шанхая и такая же фирма в Пекине, хозяевами последней официально были поляк, немец и два бывших белогвардейца из армии Колчака.

19 августа уханьское правительство переехало в Нанкин и вскоре объявило о самороспуске.

22 августа „Опросом членов Политбюро“ принимается постановление:

„21. – Направить т. Веймана для работы в Китай.

Выписки посланы: тт. Уншлихту, Карахану, Пятницкому

СЕКРЕТАРЬ ЦК И. СТАЛИН“.

„т. Вейман“ – Гейнц Нейман[157], направленный представителем ИККИ в Китай.

Насколько в Москве всерьёз рассчитывали на положительный исход похода восставших в Гуандун и, более того, предпринимались определённые шаги, чтобы способствовать этому, свидетельствует постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 25 августа 1927 г.:

„Слушали: 2. – О Китае. (ПБ от 18.VIII.27 г., пр. № 120, п. 2). (тт. Микоян, Карахан, Уншлихт, Шацкин).

Постановили: 2.

1/ а) Утвердить кандидатуры тт. Степанова и Нилова для отправки на работу в Гуандун, приурочив таковую к моменту окончательного выяснения судьбы похода Наньчанской группы.

б) Киткомиссии наметить кандидатуры для отправки в Наньчанскую группу следующих специалистов: связи, пулемётчика, артиллериста и сапёра и пяти общевойсковых начальников дивизионного масштаба.

в) Пять человек, вполне надёжных, использовать для нашей работы в Китае.

…

3/ РВС в двухнедельный срок сосредоточить во Владивостоке 5 млн винтпатронов и 1000 снарядов. Наркомфину на восстановление отпущенного имущества немедленно ассигновать Военведу 549000 руб. Распорядительному заседанию СТО рассмотреть вопрос о порядке погашения Военведом этой суммы.

…

5/ Утвердить для посылки т. Андрею (Г. И. Семёнову. – Авт.) тт. Штальмана и Франке.

6/ Принять предложение т. Л. Шацкина о посылке в Китай т. Абугова в помощь Бергу (Р. М. Хитарову. – Авт.).

7/ Принять к сведению сообщение т. Микояна о Сватоу“.

Все вышеперечисленные решения принимаются накануне разгрома „Наньчанской группы“, что свидетельствовало об отсутствии в Центре достоверной информации о происходившем на Юге Китая, отсюда и крайне затратные планируемые мероприятия.

После 50-дневного марша через восточный Цзянси и западный Фуцзянь, пройдя около 600 км революционные войска вступили в район Чаочжоу – Шаньтоу (восточный Гуандун). Здесь они были разбиты 29–30 сентября превосходящими силами противника. Небольшая часть повстанцев пробилась в район крестьянского движения в восточном Гуандуне (около 1000 бойцов Е Тина) и в северный Гуандун, затем в южную Хунань и оттуда – в горный район на границе Хунани и Цзянси (около 2000 бойцов Чжу Дэ и 8000 крестьян-повстанцев из южной Хунани). Несмотря на поражение, наньчанское восстание занимает важное место в истории китайской революции: оно положило начало созданию китайской Красной армии. 1 августа отмечается в КНР как день Народно-освободительной армии.

Советник командующего 20-м корпусом Хэ Луна Михаил Фёдорович Куманин[158] при подавлении восстания попал в плен, и год провёл в тюрьме Гоминьдана. Хэ Лун же вступил в Коммунистическую партию (был принят в КПК в начале сентября 1927 г. в г. Жуйцзинь), принимал участие в создании Красной армии, а в 1955 году получил звание маршала НОАК.

14 октября Р. М. Хитаров, представитель Исполкома КИМ в Китае, писал в Москву: „Под Сватоу нас разбили, разбили так основательно, что армия, на которую мы возлагали столько надежд, перестала существовать, если не считать несколько разрознённых отрядов. Причины? Их много: противник оказался сильнее и умнее, чем ожидали; армия была уставшая и голодная; руководство её в военном отношении было достаточно бесталанным; и, наконец, мы не сумели, не успели поднять крестьянство в достаточной степени, чтобы оно смогло встать защитной стеной вокруг армии“.

14 сентября 1927 г. в Москве в IV управлении Штаба РККА было проведено совещание „по разбору Наньчанского восстания“. Среди участников совещания в его стенограмме значились вчерашние военные советники в Китае, вернувшиеся на родину: В. Е. Горев, М. М. Чхеидзе, А. Н. Черников, И. И. Василевич, Е. В. Тесленко, И. Я. Зенек[159], Г. Б. Скалов, К. Я. Волдин, С. С. Чекин (Сергеев), А. Н. Грэй, И. К. Мамаев, М. Г. Ефремов, В. П. Рогачев. Председательствовал на собрании помощник начальника 4-го отдела IV управления Штаба РККА Мамаев.

С основным докладом выступил Горев. „Я не знаю, – заявил он, – конечно, целого ряда деталей политико-социальных, которые в этот момент имелись, поскольку от нас, военных работников, хотя бы даже и работавших в группе Чжан Факуя, держались в секрете и скрывались, но из тех данных, которые я имею, я могу прийти к следующему выводу: во-первых, с самого начала в руководящих кругах было абсолютное неверие в успех этого дела, считалось, что коммунистическая партия настолько слаба, настолько безвольна, настолько небоеспособна, что она всё равно провалит это дело, что масса в Китае настолько небоеспособна, настолько не может вести борьбы, что всё равно это безнадёжная вещь, и чувствовалось во всех разговорах, которые пришлось вести с нашими вождями, что идут на это просто так, как на отчаянный шаг, другие – как на шаг, чтобы покрыть свои старые оппортунистические грешки. Шли на это, говорили об этом очень много, но чувствовалось, что не было уверенности в успехе этого дела“. И вот это неверие в массы, неверие в силы коммунистической партии сказалось крайне болезненно на всём техническом проведении этого дела. Во-первых, всё это дело было