силе времени? Нет, одна природа спасовала бы перед разрушительной военной стихией, не будь рядом с детьми взрослых, которые, как могли, сколько хватало собственных сил, дыхания, крови, оберегали эти хрупкие ростки распускавшихся жизней.
Так в картинах Турова возникает еще одна, очень важная для него тема.
— Наша республика,— рассказывает режиссер,— на целых три с половиной года оказалась, говоря словами писателя, «придавленной чугунной плитой оккупации». Но и в условиях «нового порядка» люди продолжали жить, растить детей, бороться. Мне кажется, что они выстрадали, пережили не меньше, чем бойцы на передовой. Слов нет, солдату на войне было очень трудно. И все же у него была за спиной страна, и его подвиг был естественным продолжением воинского долга. А теперь представьте, сколько сил, нравственных мук, сколько мужества требовалось от обыкновенной женщины, чтобы решиться на малейший жест сопротивления: поделиться хлебом с партизанами, спрятать пленного, передать листовку… Ведь цена за все эти «прегрешения» была одна — смерть, а мать рисковала не только собой…
Очень точно об этом сказал в романе «Сыновья уходят в бой» один из его героев: «Кончится война, живые останутся жить. И будут рассуждать о мере пережитого и сделанного. А по-моему, самое тяжелое в теперешней войне — вот это: мать и дети. Каково было бы даже солдату, если бы в окоп подсадили еще и детишек его… Мина, падающая на его окоп, падает и на них, ползут танки, а снизу на того солдата смотрят дочуркины глаза. Я бы боялся смотреть на этого солдата».
Вот почему в своих военных фильмах мне хотелось на равных с героями, о которых наш экран уже много рассказывал, вселить уважение к людям, волею судеб оставшихся на оккупированной территории, но не сломившихся, поднявшихся на защиту страны по велению сердца. Хотелось рассказать об их естественном, негромком патриотизме и, в конечном счете, о высоком героизме.
Это чувство руководило мною в каждом фильме, и думаю, что сегодня между ними видна определенная общность, которую можно выразить эпиграфом, прозвучавшим в одной из моих картин: «У войны не женское лицо. Но ничто на этой войне не запомнилось больше, резче, страшнее и прекраснее, чем лица наших матерей». И не случайно в картине «Я родом из детства» кадры с изображением флага, реющего над страной, мы начинаем от крупного плана женщины, как бы олицетворяющей победу.
«О матерях можно рассказывать бесконечно»,— писал Максим Горький. Материнский образ возникает в каждой военной картине Виктора Турова, приобретая раз от разу волнующее звучание. Софья Казимировна (Е. Уварова) из «Через кладбище», Люся из «Я родом…», Анна Михайловна из «Партизан» (в этих картинах снялась Н. Ургант) — они, как и тысячи реальных женщин военной поры, вынесли на своих плечах немыслимую ношу. Вглядываясь в их лица, обостренные голодом, тревогой за мужей и детей, режиссер вкладывает в эти образы всю нежность и горечь своих воспоминаний о прошлом. Когда в картине «Я родом из детства» Люся — молодая, просветленная от счастья — танцует под довоенную пластинку с мужем, заехавшим всего лишь на полсуток в родной город, когда таким грациозным и покойным жестом она кладет руку на его плечо,— я не могу избыть впечатление, что вот сейчас, сию минуту, режиссер расскажет о своей матери — красивой, юной, двадцатидвухлетней, которая еще не знает, что скоро, очень скоро останется вдовой. А когда к концу фильма Люся получает похоронку, и, еще отказываясь верить в страшное, неотвратимое, обреченно надломится на бегу, то по сердцу резанет ощущение лично пережитой боли — и актрисой, и режиссером.
Виктор Туров щедро насыщает фильмы фактами собственной бифрафии, судьбы, и, когда его личные воспоминания резонируют с болью времени, рождается не просто лирический дневник, но — документ эпохи, запечатленный в своих главных, «пиковых» проявлениях. Не случайно и образ матери у Виктора Тимофеевича местами как бы теряет свое бытовое существование и звучит символически. Такое восприятие вообще свойственно военному поколению. Вот и писатель Юрий Яковлев, воскрешая в памяти первый день войны, написал: «Наши мамы были бессильны изменить ход истории. Но… все они как бы сплотились, слились в одну могучую, бессмертную Мать. Эта Мать была всегда с нами. Провожала в бой. Оплакивала погибших. Не давала смалодушничать живым. Скупо утешала. Родина была на войне нашей общей матерью». И в картинах Турова Софья Казимировна, Люся, Анна Михайловна тоже как бы сливаются в один образ Матери — беззащитной и сильной, усталой и несгибаемой, зачерствевшей от горя и бесконечно нежной.
В представлении режиссера слова «земля», «жизнь», «женщина» — понятия неразделимые, судить о чем позволяют и высказывания Виктора Тимофеевича, и его фильмы. Это ощущение подчеркивают и слова знаменитой песни Высоцкого («материнство не взять от земли»), и трагические складки на лице Софьи Казимировны, так напоминающем скорбную сосредоточенность женского лика на плакатах военной поры, и фигура Анны Михайловны, как бы постоянно вписанная в круг молодых партизан, которым она стала общей матерью, и бесконечно долгие панорамы просветленных и горьких женских лиц, являющихся в каждой картине. Может, поэтому, когда вспоминаешь военные работы Турова, то в первую очередь всплывают в памяти образы матерей. А рядом дети, «подранки» сурового времени. Это помнится сильнее, резче и прекраснее всего.
Что помнится еще? Ведь 15-20 лет (а именно такой срок отделяет премьеры картин от сегодняшнего дня) — время для любого фильма немалое. И действительно, многие сцены, эпизоды, образы, сюжетные линии в фильмах Турова со временем тускнеют, стираются в памяти, а повторный просмотр только выдает их «несделанность». Но многое живет в памяти, душе долгие годы, не утрачивая ощущения художественной новизны.
Мы часто говорим: война имела общенародный характер… У Турова в этом — стержень творчества. Малосильные, прозрачные от голода дети и немощные старики, бежавшие из плена раненые солдаты и овдовевшие женщины — все эти герои его картин, которых и героями-то числить было не принято, свидетельствуют о поистине всенародной борьбе с врагом гораздо убедительнее, серьезнее, взволнованнее, чем иные помпезные, начиненные техникой и массовками кинопостановки.
И еще: в картинах Турова стреляют гораздо реже, чем в современных детективах, он не балует воображение зрителей хитроумными налетами, эффектными переодеваниями героев, лихими атаками. Режиссер показывает героизм будничный, повседневный, вошедший в сознание, души людей, во все их жизненные поры. И даже в «Партизанах» — работе, в которой, кажется, неизбежно должны преобладать эпизоды боев, Туров акцентирует внимание на другом: как в лагере лечат раненых, учат детей географии, влюбляются, хоронят друзей, строят
