около двух часов ночи Сталин совершил побег. Следует обратить внимание на замечание историка-архивиста О. Эдельман: «Авторы многократно переиздававшихся мемуаров (в частности, вдовы Орджоникидзе и Свердлова) меняли текст, выбрасывая эпизоды со Сталиным. Причем в лучшем случае шли на умолчания, как З. Г. Орджоникидзе, в первой версии книги которой „Путь большевика. Страницы из воспоминаний о Серго Орджоникидзе“ имелись упоминания о совместной деятельности Серго и Кобы, например, рассказ о том, как Орджоникидзе в 1912 году приехал к Сталину в вологодскую ссылку, помог организовать побег и вместе с ним выехал из Вологды (что подтверждается многими сохранившимися источниками, в том числе донесениями полицейских агентов наружного наблюдения). Во втором издании, переработанном практически в другую книгу, но вышедшем под тем же названием в 1956 году, этого эпизода нет, как нет и вообще упоминаний о Сталине. Однако З. Г. Орджоникидзе постаралась, по крайней мере, не писать явной неправды»[74]. Безусловно, это было не случайно. XX съезд определял если не запретные темы, то отношение к ним и соответствующую трактовку событий и исторических деятелей. В этом отношении представляет интерес письмо Е. Д. Ворошиловой к З. Г. Орджоникидзе от 9 ноября 1956 года: «Дорогая Зинаида Гавриловна! Пересылаю Вам письмо товарища Стасовой, адресованное Вам, но почему-то попавшее ко мне, и я его машинально вскрыла. Прошу прощения. Материал я не прочитала. Я увидела, что речь идет о Серго и только тогда обратила внимание на адрес. Пользуюсь случаем сказать Вам, что с чувством большого удовольствия я читала страницу в Правде, посвященную 70-десятилетию со дня рождения Григория Константиновича Орджоникидзе. Этим подтверждается мое мнение о том, что партия и народ не забывают своих лучших сынов. В настоящее время старые товарищи много пишут воспоминаний о 1905 годе, о работе в подполье, об участии в Великой Октябрьской Социалистической революции, о Великом и простом Владимире Ильиче Ленине, о замечательных большевиках, в том числе и о Серго. Подобные воспоминания очень нужны для пополнения истории борьбы нашей партии новыми неизвестными фактами и особенно полезны молодым. Читая мои строки, вы наверно решите, что я противоречу себе. Давно ли, думаете Вы — Екатерина Давыдовна не оправдывала мои усилия в области увековечения памяти Серго. Зинаида Гавриловна, отвечаю, что противоречия здесь нет. Я только считала и считаю, что не обязательно этим должны заниматься родственники. Однако от всей души желаю Вам успехов в подготовке к новому изданию Вашей книги о Серго, над которой, как мне известно, Вы постоянно много работаете. И еще мне очень хочется Вам пожелать, чтобы Вы не отдавали дань времени в связи с вопросом о культе личности. Будьте объективны, иначе теряется самое ценное — историчность и правда жизни. Всех благ. Ваша Е. Ворошилова»[75]. Разница между воспоминаниями получилась значительной.
Из Вологды через Санкт-Петербург, еще до побега Сталина, Серго направился в Киев. Отсюда 24 февраля он сообщил Ленину о своей поездке в Вологду к И. В. Джугашвили (Сталину): «Окончательно с ним столковались; он остался доволен исходом дела»[76]. Затем Серго выехал в Тифлис, а оттуда в Баку. Туда же после побега из ссылки направился и Сталин. Здесь 29 марта Сталин проводит совещание работников большевистских районных организаций Баку, которое поддержало решения Пражской конференции. Через два дня И. В. Сталин выезжает из Баку в Москву.
Между тем Орджоникидзе после Баку опять посещает Киев и оттуда едет в Москву. Здесь он встретился с членом большевистского ЦК Р. В. Малиновским, который одновременно являлся агентом царской охранки. Уже с 4 апреля Орджоникидзе находился под полицейским наружным наблюдением, его передвижения по городу тщательно отслеживались. 7 апреля Серго встретился в Москве с прибывшим из Баку Сталиным[77]. Полиция установила слежку уже за двумя революционерами, но пока не арестовывала их. Арест в Москве не был произведен с целью безопасности ценного для охранки агента Малиновского. Как указывалось в донесении начальника московского охранного отделения полковника П. П. Заварзина от 9 апреля 1912 года: «Ввиду близости к „Серго“ и „Кобе“ имеющейся в отделении центральной секретной агентуре и невозможности вследствие сего арестовать наблюдаемых в г. Москве, отъезду их препятствий мною не ставилось, и оба они, в сопровождении филеров, выбыли сего числа в г. Санкт-Петербург с поездом № 8»[78].
Справка по особому регистрационному отделу департамента полиции о революционной деятельности человека по кличке Серго, личность которого полиция не установила
5 марта 1912
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 3. Д. 5. Л. 23]
В Санкт-Петербурге Серго поселился у большевички Веры (Ревекка Лазаревна Швейцер)[79] по адресу Коломенская улица, дом № 5, квартира № 50. В течение четырех дней полиция продолжала за ним следить, пытаясь установить его связи с другими революционерами. Однако не все передвижения Серго по городу удавалось отслеживать. Поэтому вскоре, 14 апреля 1912 года, состоялся арест Орджоникидзе на одной из улиц Санкт-Петербурга. Орджоникидзе предъявил при аресте паспорт на имя крестьянина Тифлисской губернии Асана Новруз-Оглы Гусейнова. Однако полиция знала, с кем имеет дело, и наличие данного паспорта не помогло революционеру. На следующий день Орджоникидзе, учитывая предъявленные ему факты, признал свою фамилию, но указал, что приехал в Санкт-Петербург для лечения (у него при аресте был изъят только что купленный им врачебный рецепт)[80].
Г. К. Орджоникидзе в тюрьме «Кресты» после ареста. Тюремный снимок
Апрель 1912
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 9]
Тюрьмы и якутская ссылка
Шесть месяцев Орджоникидзе находился в Доме предварительного следствия. 9 октября 1912 года состоялся суд. В обвинительном акте «преступные действия» Орджоникидзе были описаны так: «Григорий Орджоникидзе, как установлено рядом свидетельских показаний на дознании, ранее выступал неоднократно в качестве профессионального оратора на митингах и пропагандиста революционных идей. Он публично говорил речи, в которых указывал, что существующий порядок управления никуда не годится, что надо все устроить так, чтобы не платить податей, не давать правительству рекрутов, что надо уничтожить помещиков и администрацию, всю землю поделить поровну между всеми и что народ должен управлять без царя, который ни к чему не нужен и является первым врагом народа. Орджоникидзе, заканчивая свою речь, говорил, между прочим: „Долой Николая II“, также указывалось на побег Орджоникидзе из Сибири»[81].
Согласно решению суда, Орджоникидзе был направлен в кандалах в Шлиссельбургскую каторжную тюрьму и размещен в ее четвертом корпусе. Трехлетнее заключение проходило в тяжелых условиях. Этому способствовал и характер Орджоникидзе, который часто вступался за своих товарищей по заключению, попадая за это в карцер.
Дневниковые записи, составленные Г. К. Орджоникидзе в период его
