href="ch2.xhtml#id130" class="a">[19]. Видимо, молодым и энергичным парнем остались довольны. Однако активность его заметили и «классовые враги». По рассказу старожила села Шаховское М.Я. Овечкиной, это едва не стоило ему жизни: «Преследовали его (Суслова. – В.О.) солдаты. Он и убежал и со страху попал на Мостяк (село в Павловском районе. – Ред.). И вот попал, а солдаты гонятся. Двое их верховых. А там татарин назём (навоз. – Ред.) вывозил. Суслов к нему. Спаси, мол, меня. Солдаты далеко едут, ищут по кустам. Этот татарин скинул назём и говорит: «Ложись!» На дне телеги дырка была. Суслов лицом вниз лёг, чтобы дышать, татарин назём на него положил и ждёт. Солдаты подъехали. «Ты не видел человека, он тут был?» Он показывает в другую сторону, в лес. А потом татарин Суслова с Мостяк увёз и там его спрятал. Потом, когда уже в Москве жил, Суслов к этому татарину заезжал, и всё время – подарки ему. Дом ему построил».

А вот у отца Михаила Суслова в какой-то момент в Саратове возникли проблемы иного рода. Кто-то из начальства застал его за выпивкой. Он был обвинён в несоблюдении партийной этики и исключён из партии. Правда, нашел заступника, который понизил наказание до выговора. Недавнему штрафнику предложили перейти в губмуку на должность помощника заведующего отделом снабжения, но как раз тогда в семье произошла трагедия – умерла жена, и двое детей болели тифом. Летом 1921 года Андрей Суслов вернулся в Хвалынск со второй супругой, Евдокией Степановной Викуловой.

Не стало Андрея Суслова в 1930 году. Что с ним случилось, до сих пор неизвестно. Его внук Револий рассказывал, что дед собрался на юг, хотел подлечиться в Кисловодске, и по дороге на Кавказ заехал к сыну в Москву, а потом пропал: то ли его убили, то ли с ним что-то произошло. Михаил Суслов пытался подключить свои связи, обращался в милицию, в прокуратуру, но никто ничего выяснить так и не смог.

После исчезновения отца у Михаила Суслова остались младший родной брат Павел, сводный брат по отцу, две сводных сестры и много других родственников. Павел впоследствии стал счетоводом и работал в Куйбышевской области, где осели и некоторые родные дядья и тётки Михаила Суслова. Однако сам он в 30‐х годах во всех анкетах из родни указывал лишь младшего брата, при этом он всегда добавлял, что утратил с ним связь ещё в начале 20‐х годов. Все отношения с близкой и дальней роднёй Суслов возобновил уже после войны.

Глава 2

Гранит науки

Вскоре после смерти матери Михаил Суслов отправился в Москву. В Шаховском его уже ничего не держало. Перед отъездом заглянул в Хвалынский уком комсомола. Там ему подписали направление на учёбу. Укомовцы ходатайствовали о зачислении его на политические курсы, кои собой представлял тогда университет имени Свердлова.

Из Хвалынска Суслов пешим отправился в Сызрань, чтобы сесть на первый же идущий в Москву поезд. А там его ожидал неприятный сюрприз. Университет имени Свердлова набор слушателей начинал лишь в ноябре. Ждать почти полгода у Суслова возможностей не было, так что пришлось заняться поисками работы. А куда его, очень болезненного, без каких-либо навыков, могли взять? Однако же ему повезло: «Устроился в Наркомпочтеле и работал там 4–5 мес. то ли в качестве секретаря радиоуправления, то ли делопроизводителем, то ли ещё кем – не знаю, т<ак>к<ак> служащих там было много и работы каждый своей не знал»[20]. Там же его приняли кандидатом в члены партии.

Суслова не покидала мечта получить хоть какое-то образование. Своего он добился только в начале 1921 года. Но чего это ему стоило? Полученное летом 1920 года направление от Хвалынского укома комсомола оказалось недействительным. Москва принимала на учёбу прежде всего по обращению губернских, а не уездных органов власти, и 16 ноября 1920 года Суслов направил в Саратовский губком комсомола слёзное письмо:

Документ о работе М. Суслова в радиоотделе. [РГАНИ]

«Имея страстное желание получить политические знания для того, чтобы этими знаниями поделиться с тёмными слоями крестьянства деревни, убедительно прошу Губком КСМ командировать меня, Суслова, в г. Москву в Коммунистический университет имени т. Свердлова на 6‐тимесячные или 2‐х годичн<ые> курсы.

При этом считаю долгом доложить Губкому, что образование я имею низшее, окончил сельскую школу, социальное положение – крестьянин и основной моей профессией является хлебопашество. Прибыл в Саратов в настоящее время из Москвы, куда был командирован Хвалынским уездкомом КСМ по постановлению от 27‐го июля с.г. с просьбой перед ЦК КСМ об определении меня на политические курсы (в университет имени т. Свердлова), но так как приём студентов тогда открыт не был, то ЦК в определении меня отказал и сообщил, что приём открыт будет с 1 ноября. Не имея совершенно средств для того, чтобы переехать из Москвы обратно на родину, мне в силу необходимости пришлось до настоящего времени проживать в Москве, терпя всякие нужды и лишения, порой даже по несколько дней сидеть голодным.

В настоящее время приём студентов в Коммунистический университет открыт, но на мою просьбу определить в университет ЦК КСМ ответил мне отказом, мотивируя тем, что приём производится исключительно по развёрсткам Губкомов. И вот я, ища света, как узник, вырвавшийся на волю, собирая последние средства, оставшиеся неизрасходованными от полученного жалованья, приехал в Саратов.

Приехал лишь для того, чтобы через свой Губком попасть туда, куда с распростёртыми руками стремился и стремлюсь.

И теперь в заключение ещё раз прошу Губком КСМ пойти навстречу моим желаниям и командировать меня в вышеуказанный университет.

Уверен, что Губком найдёт возможным это сделать и все мои мечты быть знающим в области политической для того, чтобы разделить эти знания с незнающими(ся) – осуществятся.

Член Коммун<истического> Союза молодёжи Михаил Суслов.

Товарищи! Если Губком не знает правдивости моих слов, то я просил бы по всем вопросам справиться в Хвалынском уездкоме КСМ, каковой как моё поведение, так и работу в союзе достаточно знает.

В Союзе молодёжи состою с 8 февраля 1920 года, какого числа сам лично совместно с Волвоенкомом организовал в с. Шаховском комсомол»[21].

Как ни странно, спустя полвека Суслов в переписке с юными волгоградскими краеведами утверждал, что в 1920 году он в Саратовский губком комсомола не обращался. И в Саратов в 1920 году не возвращался. Но подростки располагали копией письма. Суслов заявил, что это фальшивка, хотя в ней содержатся «некоторые моменты, отвечающие действительности»[22].

А что не отвечало? Читаем: «4. Но в конце августа 1920 г. я был призван на допризывную военную подготовку в лагеря и одновременно в августе же был принят слушателем на Пречистенские рабочие курсы (Москва, Нижне-Лесной пер.).

5. С 1 сентября учился на курсах, ежедневно после 6 ч<асов> вечера направлялся пешком из лагеря, расположенного на окраине Москвы – Ходынке