суда и послушать господ защитников и прокуроров. Да-с! Однажды в суде я познакомился с письмоводителем следователя, который, узнав, что я служу у нотариуса и получаю всего 30 рублей в месяц, предложил мне вечернюю работу, часа два-три за 15 рублей в месяц у следователя по особо важным делам. Тоже работа канцелярская. Я согласился. Было это лет пятнадцать назад. Да-с! Как я интересовался разными преступлениями, то вникал в дела, а не работал без внимания. Переписывал как-то постановление о прекращении дела. Полиция задержала человечка одного, который всучил любителю поживиться резаную бумагу заместо фальшивых кредиток. Допросил следователь пострадавшего и обвиняемого и определил, значит, дело прекратить за отсутствием в этом деянии преступления. Вник я в эту историю, познакомился с задержанным человечком, обмозговал все это и надумал заняться, но, конечно, не чепухой на базаре из-под полы, а поставил дело как следует. Да-с! Мерзавцев, желающих поживиться, много, на фальшивки льстятся, разбогатеть хотят без труда. Такого, извините, негодяя не грешно пощипать, раз это не есть преступление и я за такое дело не в ответе. Пошли мои дела ходко. Попадется мне гусь, обработаю, а он замолчит, боится ответственности. Народ подлый и трусливый. Много я их перевидал. Так и горит скорее добыть мои замечательные фальшивки и пустить их в оборот. Нажива большая и верная.

Захлебывается, подлец… А я ему угощение такое поднесу, что надолго меня помнит. Работа моя тонкая-с, можно сказать, психология. Да-с! Расскажу вам всю мою махинацию.

Перво-наперво надобно иметь совершенно новенькие деньги, прямо из экспедиции в пачках, как полагается. Нужны мне трех-, пяти- и десятирублевые, других, мол, не подделываю. Новенькие бумажки добываю в казначействе, в государственном банке[284], а иногда для этого при большом деле надо съездить в Петербург, где их легко достать в нужном количестве. Часть пачек держу в нетронутом виде. Затем заказываю по формату кредиток резаную бумагу с желтоватеньким обрезом, бумагу хорошего качества. Отсчитываю, скажем, чистых бумажек восемнадцать. Прилагаю государственные пятирублевки, одну первую и одну последнюю, перевязываю туго шпагатом казенного образца, обклеиваю бумажным бандеролем казенного образца с цифрой 100, и пачка готова. А потом уже идет психология!

Мое последнее дело и несчастье так вышло. Приехал я в Ростов, где у меня имеется ловкий человечек, маклерок один. А наметил я жулика одного в Новочеркасске. Торговец не маленький, человек богатый, но слышал о нем, что на темное дело идет. Дал я маклерку 35 рублей, десяти-, пяти- и трехрублевые, и велел ему поехать в Новочеркасск, зайти в лавку к указанному господинчику, поклониться низенько и попросить об одолжении — дескать, имел дело с заезжим человеком Жуковым, смаклеровал ему покупку бронзовых вещей, канделябры, часы, шкатулку, и получил от него 50 рублей и должен получить еще 150 рублей. Кроме этих денег получаю еще и с продавца комиссионные. Высмотрел я в вашем магазине гостинец для жены моей, но боюсь платить этими такими новенькими бумажками, каких до сего не видел. Подозрительно мне, что 15 рублей Жуков мне дал старыми деньгами, а 35 рублей новехонькие. А подозрение мое потому, что о Жукове говорят как о сбытчике фальшивых кредиток. Так будьте любезны, посмотрите эти деньги, ежели они хорошие, то куплю эту материю в коробке, что в окне стоит, а то беспокоюсь.

Купец мог, конечно, быть уже обстрелянным или мог догадаться, в чем дело, и ответить маклерку: «Ступай, пока не накостылял тебе шею» или «Я тебе не казначейство или государственный банк. Ступай туда и спроси, ежели тебе нужно». А если заинтересуется — значит, клюнул. В этот раз купец ответил:

— А ну, покажи бумажки.

Осмотрел. Видимо, удивлен был, почему может быть подозрение на такие кредитки, но все же сказал:

— Должен сейчас пойти в банк. Хочешь, пойдем и там спрошу. На вид бумажки правильные.

Пошли. В банке кассир, конечно, сказал, что нет никакого подозрения, настоящие. Подождал маклерок купца и пошли обратно. Купец:

— С чего это на твоего Жукова подозрение такое? Человек бронзу и всякое другое скупает, а его в сбытчики производят.

Тут уж маклерок разные доводы в доказательство. Купил маклерок подарок жене, прощается. А купец ему:

— Хочешь заработать? Так сведи меня с Жуковым, у меня имеются для продажи старинные вещицы, ежели получу хорошую цену.

Уговорились, что купец завтра приедет в Ростов в пять дня и приедет в гостиницу, где я останавливаюсь. Его встретит маклерок и сведет ко мне. У меня, конечно, нумер хороший, на столе коньячок и кофе — это придает солидность. За драпировкой кровать и там чемодан с деньгами. Пришел мой новый жулик. Познакомились. При маклерке он сказал, что имеет вещи для продажи. Уговорились, когда могу приехать в Новочеркасск для осмотра вещей. Предложил ему рюмочку коньячку. Маклерок смылся, извинился, что должен уйти по делу, сказав, что зайдет утром, чтобы узнать, когда ехать в Новочеркасск, ежели он понадобится. Остались вдвоем. Рассказал мой гость о беспокойстве маклера по поводу «новых кредиток». Тогда откровенно как бы сознался, что деньги те были фальшивки, но такой работы, что опознать можно только в экспедиции, ежели окажутся там билеты с теми же нумерами и прочими отметками. Загорелся мой новый приятель! Вижу, что готов пойти на дело. А я вынес чемодан, раскрыл, вынул будто первую попавшуюся пачку, подал гостю и говорю:

— Вы посмотрите, какой товар. В нем один недостаток — больно новый. Значит надо ему поваляться в стойке или надо поносить его в кармане, чтобы потерял свою свежесть.

Развязал мошенник пачку трешниц, удивляется, до чего великолепно подделаны, а я ему эдак небрежно выбросил пятерки, поискал пачку десятирублевых. Не налюбуется, сукин сын. Заговорили о цене. Говорю ему, что меньше 50 % за рубль сдавать не могу. Торгуется жулик, но я, значит, равнодушен, не сдаюсь. Объясняю ему, что сбывать мне по мелочам разным людям нельзя: все же опасно наводнить рынок новыми бумажками и еще, может быть, легкомысленным людям, которые захотят быстро нажиться. Всегда, мол, ищу солидного крупного покупателя, имею дело с одним, много с двумя в городе, и тогда можно быть спокойным.

— Вот, — говорю, — работаю пятнадцать лет, никого не подводил, сам не попадался. Люди наживали, и я не в убытке, не скрываюсь, живу открыто.

Клюнул мой новый друг-подлец и пошел ближе к делу, но торгуется. Я равнодушно держусь и пошел на одну уступку: трешницы могу уступить по 40 % за рубль, а пятерки и десятки ни в коем случае, ибо они себе дороже обходятся — работа сложнее, краски дороже. Выпивали мы, бумажки на столе разбросаны, разговорцы ведем, а жулик норовит выпытать,