восторге от ее супа с перловкой. Когда покидали Советский Союз, «кулинарка-чаровница» подарила самой богатой семье на планете связку белых грибов, пакет перловой крупы и на французском языке рецепт того самого супа.
Подружившись с Плисецкой, Брик и Катанян посещали все спектакли с ее участием. И всегда вдвоем выносили на сцену громадные корзины цветов. Оба они действительно слыли невероятно щедрыми людьми не только в бытовом, но и в морально-нравственном плане. Деятельно помогали балерине на разных этапах ее творческой биографии. Когда Александр Зархи приступил к съемкам «Анны Карениной», именно Лиля Юрьевна предложила старому своему воздыхателю отдать роль Бетси Майе Михайловне. Однажды Плисецкую не выпускали на гастроли в США. Брик, Катанян и в то время уже примкнувший к ним Щедрин организовали звонок в приемную председателя КГБ Александра Шелепина. И добились-таки разрешения на выезд! Обо всех своих «героических деяниях» старшая сестра регулярно, с использованием иносказаний и недомолвок, докладывала в Париж младшей. В 1961 году балерина прибыла в Париж, чтобы станцевать Одетту и Одиллию в «Лебедином озере» на сцене «Гранд-опера». Эльза Триоле поселила Майю Михайловну в своем роскошном доме и во время пребывания во французской столице сопровождала повсюду. Прощаясь, щедро одарила Плисецкую и сестре что-то передала. Когда Майя Михайловна после Парижа навестила Лилю Юрьевну, та вместо «здравствуйте» спросила:
– Ну что, Элинька много гадостей про меня наговорила? А какие гадости подоносили на меня работники совпосольства после моей первой встречи с Парижем и Парижа со мной?
Такие были сестринские отношения.
Эта сутулая, некрасивая женщина с миндалевидными глазами всегда ощущала себя великой, по крайней мере, не такой, как все остальные людишки, равной по значимости Парижу. Ей доставляло, по всей видимости, несказанное удовольствие в некотором смысле вершить чужие судьбы. Любительница поэзии, Брик наверняка знала это стихотворение Б. Пастернака: «Быть знаменитым некрасиво. / Не это подымает ввысь. / Не надо заводить архива, / Над рукописями трястись. / Цель творчества самоотдача, / А не шумиха, не успех. / Позорно, ничего не знача, / Быть притчей на устах у всех». Однако всегда поступала с точностью до наоборот. Ничего действительно не знача, десятилетиями дирижировала столичной тусовкой. Самое удивительное заключается в том, что если и обольщалась, то не так чтобы уж очень. Поскольку и в самом деле обладала некоей до сих пор никем не разгаданной способностью воздействовать на тех самых людишек. Даже известных, попавших под ее колдовское влияние, перечислить нет никакой возможности, а уж о простых и подавно речи быть не может. Ну что вы хотите, если сын Катаняна, тоже Василий, написал восторженную книгу о мачехе «Лиля Брик. Жизнь». А о том, что эта женщина увела отца от его родной матери, сообщил мельком, словно под сурдинку.
Герои моего повествования очень долго находились под влиянием Лили Брик. И обойти этот непреложный факт невозможно, да и не нужно. Хотя бы только потому, что именно на квартире «коварной любовницы Маяковского» еще в далеком 1955 году прошлого столетия познакомились Плисецкая и Щедрин. Со временем они сумели решительно освободиться от ее тотального воздействия. И быть по-иному не могло. Служение высокому искусству композитором и балериной по большому счету не нуждалось в местечковых преференциях Лили Брик. Высокие орбиты их вращения над миром просто по определению уже не могли пересекаться с приземленной салонной сферой «черной королевы». Майя Михайловна по этому поводу высказалась так: «Лиля дружила с Пастернаком, Пабло Нерудой, Шагалом, Фернаном Леже, Мейерхольдом, Эйзенштейном, Хлебниковым, Назымом Хикметом, Айседорой Дункан. Со всеми, кто был с «левого фронта искусств». Ваяла, снималась в кино. Была любовницей чекиста Агранова, заместителя Ягоды. Из пистолета Агранова Маяковский и застрелился. Гражданской женой Виталия Примакова, предводителя червонного казачества, расстрелянного Сталиным в 1937 году. Сама закончила жизнь самоубийством. Вокруг ее имени накручена уйма чертовщины, осуждений, ненависти, укоров, домыслов, сплетен, пересудов. Это была сложная, противоречивая, неординарная личность. Я не берусь судить ее. У меня нет на это прав. И главное. Для меня. Лиля очень любила балет».
Щедрин вообще никак не комментировал расставание с салоном Брик. Хотя, я так полагаю, Родиону Константиновичу наверняка со временем надоело общение с хозяйкой, которая пыль в глаза могла пускать густую, но, по сути, оставалась обыкновенной еврейкой-сводней, умело втирающейся в доверие людей. Так вдобавок ко всему еще и натурально помыкала композитором: достань то, отвези этого, сочини такое и тому подобное. Сам Родион Константинович, повторяю, никогда на сей счет не высказывался. Но Майя Михайловна была более чем категоричной: «Увы, но Лиля часто пользовалась вежливостью Щедрина – просила его то побыть ее шофером, то написать музыку в честь Маяковского. Я могу легко пережить, когда унижают меня. Но когда речь идет о Щедрине, меня начинает душить ярость».
Все. По-моему, и так много внимания уделено «музе» бедного Маяковского…
Возвращаясь к супружескому феномену Щедрина и Плисецкой, о чем еще следует вспомнить непременно. Их взаимоотношения с годами крепли, как старое вино. Обычно в молодости Майя Михайловна увлекалась привлекательными представителями противоположного пола с наполеоновской решительностью: приходила, видела, побеждала. С Щедриным все обстояло с разительной противоположностью. Познакомившись, они оформили свои отношения только через три с лишним года. Примечательная в этом смысле подробность. Тульский дядя Михаил Михайлович, дядя Миша, прослышав о серьезности семейных намерений Родика, примчался в Москву. Его личная супружеская жизнь сложилась печально. Поэтому племяннику он часто твердил: «Ты, если надумаешь жениться, покажи сперва мне свою избранницу. Я безошибочно определю: истеричка она или нет. Можно с ней кашу варить или не стоит и очаг разжигать. У меня, брат, глаз наметанный». Пообщавшись с невестой, дядя отозвал племянника в сторону и удовлетворенно заметил:
– Абсолютно нормальная женщина. Таких у нас в Туле уже не осталось как класса. А главное – она из нашего рыжего профсоюза…
Другой дядя, Евгений Михайлович, тоже решил посмотреть, кого Родик выбрал в жены. Купил огромный торт и заявился с ним в квартиру на Кутузовском проспекте. Позвонил в дверь, племянник ее открыл и радостно сгреб в охапку родного человека. Дядя неловко замешкался и уронил кондитерский шедевр прямо на порог квартиры.
– Ну, Родик, нам теперь попадет от твоей половины!
– Да она и бровью не поведет.
И точно: не повела.
Увы, но в начале семейной жизни Щедрина и Плисецкой встречались не только такие забавные курьезы. На репетиции одного из концертов к Родиону Константиновичу подошел Б. М. Ярустовский – заведующий сектором музыки ЦК КПСС – властный бугор по тем временам, очень крутой.
– К нам поступили сведения о том, что у вас роман с Майей Плисецкой.