«Линия фронта» начиналась в 170 километрах к северу, около городка Увира на северном берегу озера Танганьика, неподалеку от границы с Бурунди.

На востоке Конго существовал так называемый «освобожденный район», граничивший с дружественной Танзанией. Лежавший в центре Африканского континента, он представлялся мне идеальным местом для подготовки борцов за свободу.

«Освобожденная» территория тянулась через леса на двести километров до Казонго, находящегося на берегу реки Луалаба в северной оконечности провинции Катанга, и состояла из открытых долин и поросших джунглями гор. Там текли бурные речные потоки, бродили стада слонов, а население представляло собой пеструю смесь племен.

Было мало дорог и городов, и небольшую горстку обитаемых мест, обозначенных на карте, составляли поселения местных жителей, обособленные гарнизоны колониальных бельгийских войск, религиозные миссии и перевалочные торговые пункты.

В деревне располагалось около четырех сотен партизан из племени тутси, бежавших в Конго от бойни, устроенной после обретения Руандой независимости, не говоривших на местном суахили.

8 мая из Гаваны прибыла вторая группа кубинцев. Ее членам перед отправкой в Конго Кастро намекнул, что там они встретятся с тем, – Че улыбнулся, – кто пользуется его полным личным доверием.

Че Гевара принёс матэ и опять облокотился на подушку у спинки кровати.

– Тебе не надоело, Алейда?

– Нет, Эрнесто, только становится всё интересней! Мне хорошо с тобой!

Эрнесто усмехнулся:

– Знаешь, меня всё время гложет чувство вины перед мамой, она так и умерла, не увидев своего беспутного сына!

– Не стоит, дорогой, она всё понимала! Хотя, как это принять умом и сердцем? Трудно…

– Ты знаешь, малышка, а я им отправил письмо перед отъездом.

– И что ты в нём написал?

– А вот слушай.

«Дорогие мои!

Снова под своими пятками я чувствую ребра Росинанта. Я возвращаюсь на тропу войны со щитом в руке. В этом нет ничего существенно нового, если не считать того, что я стал более сознательным, а мои марксистские убеждения – глубже и чище. Я верю в то, что вооруженная борьба является единственным спасением для народов, сражающихся за свободу, и я последователен в этих своих убеждениях.

Многие назовут меня авантюристом и будут правы, вот только я авантюрист особого типа – из тех, что не жалеют собственной жизни ради доказательства своей правоты…

– Да, Эрнесто, ты неисправим, ты и в письмах всё воюешь!

– Там были ещё и дальше слова:

«Я… не сомневаюсь, что временами вы не понимали моих поступков. С другой стороны, понять меня было объективно непросто… Теперь сила воли, которую я оттачивал с наслаждением художника, вновь поведет вперед меня вперёд, несмотря на дряхлые ноги и измотанные легкие…

Вспоминайте иногда своего скромного кондотьера двадцатого века…

Крепкие объятия от блудного сына, который никогда не был вам послушен». – Это да, когда ты кого слушал? И кто тебя смог бы удержать?! А мне оставил магнитофонную запись своих любимых стихов в собственном исполнении. Я слушала эти пленки много раз, и они всегда наполняли меня грустью. Я всегда задавала себе один и тот же вопрос: надо ли мне было уехать с тобой? Но мне не оставалось ничего иного, как ждать, пытаться сохранить свой оптимизм и следить за тем, как росли и зрели наши дети. Воистину, они были плодами большой любви, нашей любви.

– Спасибо тебе, родная моя, за всё! Ладно, слушай дальше, а то мы отвлеклись немного! Хотя впереди целый день!

Я не говорил никому из конголезцев о том, что решил сражаться здесь. Я решил поставить их перед фактом… Понимал, что в случае негативной реакции окажусь в затруднительном положении, так как пути назад у меня не было, однако я счел, что им будет трудно отказать мне. В сущности, я намеревался шантажировать их фактом своего присутствия.

Чем больше я вникал в дела, тем больше убеждался в полном беспорядке всех вещей у повстанцев.

Рядовые бойцы были по большей части из простых крестьян, знавших только язык своего племени и иногда еще суахили. Они жили своей жизнью, полностью отличной от жизни их командиров.

Дальше будешь вообще смеяться, для них самолеты не являются чем-то серьезным, поскольку у них есть дава – зелье, делающее их неуязвимыми для пуль, как они считали. И это с ними мне нужно будет воевать бок о бок, я уж не говорю, что строить социализм после победы! Настроение от увиденного было кошмарное!

И это не всё. В отрядах полно больных венерическими заболеваниями, почти никто из них не имел ни малейшего представления о том, как следует обращаться с огнестрельным оружием, нередко напивались местной брагой «помбе» и в этом состоянии становились агрессивными и не слушались приказов. А тут еще появились новые напасти: малярия и тропические инфекции.

– Боже, Эрнесто, и как с ними ты воевал?!

– Знаешь, Алейда, чистым глотком воздуха явился приезд Османи Сьенфуэгоса собственной персоной! Тот прибыл во главе дополнительного кубинского контингента из семнадцати бойцов. Еще семнадцать человек остались в Кигоме дожидаться, когда их переправят через озеро.

Но была и нехорошая новость, он первый сообщил о плохом состоянии матери. Я надеялся, что это всего лишь ошибка, пока не пришло подтверждение, что моя мать скончалась…

Селия намеренно скрывала свою болезнь (онкологию) до последнего момента, когда ничего уже нельзя было сделать. Она не хотела никого беспокоить. 10 мая её положили в элитную клинику Стейплера в Буэнос-Айресе. В больнице рядом с Селией дежурили по очереди их ближайшие друзья, Рикардо Рохо и Хулия «Чикита» Констенла.

Гевара Линч был готов сделать всё для спасения жены. В последние дни все мысли Селии были о ее сыне Эрнесто. Она ждала его всё это время и держалась из последних сил. Практически умирая, она прошептала: «Все, о чем я прошу, это еще один день». Но её Тэтэ был далеко. Во время похорон на гроб поставили фотографию Че в рамке.

Да вообще-то дальше тебе будет и неинтересно слушать про весь бардак в этой повстанческой армии.

Из Дар-эс-Салама к нам прибыл Муданди, командир боевиков тутси, он военному делу учился у китайцев. И передал приказ Кабилы: отказаться от плана нападения на Альбервиль, к которому мы были готовы, и вместо этого нужно было совершить атаку на форт Бендера.

Это меня не обрадовало, если не сказать больше, так как разведка докладывала, что в Бендерах гарнизон хорошо укреплён и состоит из трех сотен солдат, и еще сотни наемников находятся за стенами форта.

В конце июня сорок кубинцев и сто шестьдесят конголезцев