— Я прочла в газете, что ее выселили из дома во Франции. Из этого ее шато.

— Что?! — негодующе воскликнула Грейс, стиснув трубку телефона.

— И ее, и всех детей, — сообщила Пруди.

Грейс выдвинула нижний ящик письменного стола, где хранилась огромная адресная книга в потертом матерчатом переплете, со множеством засунутых между листами конвертов и визиток. Она была уверена, что где-то здесь есть и телефон Жозефины, поэтому, лизнув пальцы, принялась пролистывать страницы.

— Грейс? Ты еще тут? — раздался у уха голос Пруди.

— Тут, тут, — рассеянно ответила она. — Пытаюсь найти телефон Жозефины. Есть какой-то старый номер с фамилией Бейкер, но это точно не она, но… Ага! Есть. Я нашла ее самую свежую рождественскую открытку.

Похоже, и телефон на открытке был указан самый свежий. Оставалось надеяться, что его не отключили. Пруди рассмеялась на другом конце провода.

— Вот она, Грейс, которую я знаю и люблю, — проворковала она, — а не та, что куксится из-за дня рождения. Давай-ка, разберись с этим, тигрица.

Несколько дней ушло на телефонные разговоры с агентами по недвижимости, которые говорили на таком местном французском, что она с трудом разбирала слова, с жандармами департамента Дордонь, где находилось шато Жозефины, а еще с ее бывшими соседями, и сочувствующими, и, совсем наоборот, предубежденными, которые называли певицу не иначе как лю негро. Грейс злилась на них — и на себя за то, что допустила, чтобы Жозефина стала всего лишь знакомой, с которой обмениваются рождественскими открытками. Она точно знала, почему так произошло, именно поэтому не могла себя простить и все настойчивее старалась найти старую подругу и помочь ей.

Бесстрашная и вольнодумная обладательница длинного списка наград за сценические и музыкальные заслуги, а еще — высшей награды Франции за подвиги во Второй мировой войне, и это если не упоминать тянувшегося за ней длинного шлейфа разбитых сердец, Жозефина Бейкер была для Грейс постоянным напоминанием о том, чем она сама не является. Еще она знала, что Ренье относится к Жозефине скептически, но не столько из-за ее скандальных выступлений, сколько из-за многочисленных приемных детей, которых она усыновляла и удочеряла во всяких дальних странах вроде Японии и Колумбии.

Такое положение вещей было ошибкой, и ее следовало исправить, поняла Грейс с необычайной решимостью. Она ощущала эту решимость всем своим существом, каждой клеточкой тела.

Когда до Жозефины наконец удалось дозвониться, Грейс обнаружила, что треплет языком в надежде на прощение, почти как в исповедальне:

— Ах, Жозефина, мне так жаль, что мы с тобой потерялись. Как только я услышала, что случилось с тобой и с детьми, то сразу попыталась выйти на связь. Чем я могу вам помочь?

— Грейс! Какой сюрприз! Не ругай себя! Господи, да разве тебе не приходится править целой страной? — Приятельница рассмеялась мягким музыкальным смехом. Ее голос, несмотря на долгие годы жизни вне родины, звучал все так же неизменно, по-американски. — Расскажи же мне о себе и своих замечательных детях.

Грейс привычно перечислила основные факты: растущий интерес Альби к легкой атлетике, увлечение политикой, зарождающееся у Каролины, свободолюбие малышки Стефи. А потом сказала:

— А мне интересно побольше узнать о твоих детях, поэтому нам надо взглянуть на календари и запланировать встречу. Но сперва я хочу понять, где вы сейчас живете и не нужно ли тебе… чего-нибудь.

Это был скользкий момент. Ей не хотелось позволять себе слишком уж многое, чтобы не смутить свою подругу, настоящую легенду. Но и оставаться в стороне, когда этой самой легенде грозило стать бездомной, она тоже не могла.

— Ты всегда была очень доброй, Грейс.

— Мне хотелось бы быть не только доброй. Лучше бы я была более надежной подругой, — отозвалась Грейс.

— А ну цыц! — цыкнула Жозефина. — Теперь вот что. Обратиться к тебе с просьбой разместить у себя весь мой выводок я не могу, хоть ты и живешь во дворце.

— Но что, если я подышу тебе другое жилье? Достаточно большое, где-нибудь неподалеку и…

— За разумные деньги.

— С этим мы разберемся попозже. Я бы хотела помочь тебе, чем только сумею. — Грейс помолчала. Сердце громко колотилось в груди, отдаваясь в ушах. — Если ты примешь помощь, — добавила она. — Я пойму, если ты не сможешь или не захочешь этого сделать.

Несколько мгновений на другом конце провода было тихо. Ожидая ответа, Грейс сжимала трубку. Когда Жозефина заговорила, ее голос стал тише, грустнее, тверже:

— Я не могу думать об этом как о милостыне, Грейс. Я должна буду тебя отблагодарить.

— Ты отблагодаришь меня, если снова станешь петь. — «Это я должна тебя отблагодарить, Жозефина» — вот что, если начистоту, ей следовало бы сказать. Но она понимала, что тогда возникшая между ними неловкость лишь усилится. — Ты пела в последнее время?

— Ну… я как раз собиралась снова начать.

— Очень рада это слышать, — проговорила Грейс, и все ее тело наполнилось чувством благодарности, от которого хотелось мурлыкать.

* * *

Собрав достаточно информации, Грейс решила попытаться обработать Ренье. Она оставила эту тему до того времени, когда дети будут уже в постелях, и подала мужу ужин из его любимых блюд.

За жареным цыпленком он заметил:

— На этой неделе ты выглядишь повеселее. Уже подумала насчет дня рождения?

Грейс аккуратно вытерла с нижней губы блестящую каплю соуса из эстрагона и положила наглаженную белую салфетку обратно к себе на колени. Она нарочно не сняла костюм из букле, в котором до этого посещала Красный Крест, желая напомнить мужу о пользе, что приносит Монако от его имени.

— Кажется, я чувствую себя более счастливой, когда помогаю людям. — Грейс улыбнулась, потом испустила глубокий вздох и спросила: — Ты помнишь Жозефину Бейкер?

Конечно, — кивнул он. — Мне всегда нравились ее песни, и она прекрасно себя показала во время войны. Вы с ней вроде бы дружили раньше? — Он улыбнулся жене, и в этой улыбке промелькнуло все лучшее, что только было в его сердце: милосердие, пламенное стремление изменить Монако к лучшему, отцовские чувства к детям, желание дать им самое лучшее.

— Да, дружили, и мне очень жаль, что я не поддерживала эту дружбу, во всяком случае до недавнего времени, — ответила Грейс. Муж вроде бы был в доброжелательном настроении. Казалось, сейчас самое время обратиться к нему с просьбой. — Недавно я узнала, что ей нужна помощь. Понимаешь, ее вместе с детьми выгнали из дома в Дордони.

Ренье нахмурился:

— Ты о ее радужном племени?

— Не надо так