было совершенное открытие – что он мог такое. Думаю, это их с Балабановым совместная заслуга».
Исполнение бюджета
«Счастливые дни» и «Замок» сделаны на базе государственного «Ленфильма»; «Брат» стал первым полнометражным фильмом, снятым Балабановым на независимой студии СТВ. Она была создана Сергеем Сельяновым и Алексеем Балабановым в 1992-м. На этой студии в 1995 году Сельянов снимет картину «Время печали еще не пришло», которая в его режиссерской фильмографии окажется последней. Свой уход из режиссуры он объяснял тем, что продюсировать много чужих фильмов интереснее, чем снимать мало своих. Аббревиатура СТВ не значит ничего – она была придумана за пять минут, когда понадобилось срочно отправить факс с названием новой компании: Сельянов просто выбрал удобное на слух сочетание букв.
С Балабановым они познакомились в Москве на Высших курсах сценаристов и режиссеров, первым номером в их совместной фильмографии идет короткометражный «Трофим» (Сельянов уступил товарищу свое место в молодежном режиссерском альманахе «Прибытие поезда»), все последующие фильмы Балабанова они сделали вместе. «Он просто поверил в меня, ну и все. Я больше никому нужен не был, – говорил Балабанов в 2009-м. – Я ходил к нему, когда “Замок” снимал, а он сидел и вентиляторы рекламировал, потому что надо было как-то выживать, чтобы за комнату хотя бы платить. У него был стол, стул и все. И вентилятор стоял. Я у него попросил вентилятор, чтобы создать иллюзию ветра на крупном плане, взял, там оторвалась штучка, и он на меня наорал тогда. Меня часто приглашали на всякие европейские съезды, потому что я знал английский язык, я туда ездил, знал многих режиссеров знаменитых европейских; мы были во Франции, я все деньги пытался вышибить на копродукцию. В какой-то момент Сережа решил меня сделать сопродюсером, включить в число учредителей компании СТВ. Включил, и с тех пор мы все время вместе. У меня и мысли не закрадется никогда где-то помимо него что-то сделать».
«“Брат” – это были наши деньги, кинокомпании СТВ, – вспоминает Сельянов. – Я не склонен к собирательству, но у меня [до сих пор] лежит листочек исполнения бюджета. Один лист А4, с двух сторон исписанный, – траты по ходу пьесы. “Брат” ведь возник в определенных обстоятельствах. Каждый год тогда становился новым этапом в развитии кино. Как была классическая советская табличка “Пива нет”, так вот здесь было написано – “Денег нет”. Госкино пребывало в каком-то глубоком нокауте, уже не осталось никаких кооперативных денег, появились списки в банках – “Куда ни при каких обстоятельствах не надо вкладывать”, – кино в них гордо стояло на первой позиции».
Поначалу Сельянов, воодушевленный проектом и перспективами VHS-рынка, рассчитывал привлечь к производству своих «товарищей-продюсеров», которые видели «Счастливые дни» и с уважением относились к Балабанову: «Я им давал сценарий на двадцати, по-моему, страницах – недлинный с точки зрения листажа. Они особо старались нас не травмировать, но никто не вписался. То есть сценарий не производил совершенно впечатления. Я-то в него верил. Почему остальные не видели? Я этого не понимал. Помню даже, после одного разговора перечитал и думаю: “Чего ж тут такое?”».
Самое простое объяснение Сельянов находит в том обстоятельстве, что Балабанов всегда писал для себя, без оглядки на постороннего читателя. «Да кто чего видит в сценарии, тем более когда ты его пишешь для себя? – подтверждал Балабанов. – Я для себя пишу». «Он-то чувствует, что за отдельными строчками стоит, – рассказывает Сельянов. – Зачем описывать, как Данила идет по Петербургу, когда можно просто написать “Данила шел по улице”? Он это видит, ему понятно, он потом объяснит это группе. А писать, что герой идет сначала по этому мосту, потом – по этому, потом по набережной…»
Бесконечные «проходы» героев, которые упоминает Сельянов, – еще один структурный элемент кинематографа Балабанова (так же, как и вечные затемнения – ЗТМ, – которые зияют между сценами «Брата»). Критики обратили на них внимание еще в 1997-м, но объясняется их наличие, по мнению Васильевой, предельно просто: «Ему просто нравилось город снимать. Вот в “Кочегаре” тоже есть проходы, потому что ему очень понравился Кронштадт».
Балабанов вспоминал, что на «Брате» практически вся группа работала бесплатно – снимали на собственных квартирах, снимались по дружбе. Главного героя он поселил на собственной даче, где писался сценарий. «В фильме звучит реальный адрес, – вспоминает Васильева. – С дачей связан смешной случай: там зимой действовал отряд добровольцев, охранявших дома от грабителей и бомжей. Они ходили по дорожкам и смотрели, нет ли кого подозрительного. К нашему домику вела отдельная тропинка, по которой и пошел Сережа с фингалом под глазом и в армейском бушлате. Отряд добровольцев его поймал как грабителя, вызвал милицию. И таким составом все вместе они прирулили к съемочной группе, которая к тому моменту решила, что артиста съели волки». «Мы и со Славой [Бутусовым] договорились, что он дает нам музыку просто так, а я потом делаю ему клип на основе фильма, – вспоминал Бабанов. – Клип этот потом показывали по телевизору много раз. Собрались и сделали кино вместе. Очень дешево и быстро. Света Письмиченко по старой памяти снялась, в “Замке”-то она получала деньги. Витя Сухоруков тоже по старой памяти».
По словам Письмиченко (к которой до сих пор на улице подходят с вопросом, почему она не осталась с Данилой), за «Брата» ей заплатили через полгода – тысячу долларов, баснословные по тем временам деньги. Водительницу трамвая Свету она играла в собственной байковой рубашке и кофте, в которой приходила на пробы: «Там мой свитерок в треугольниках, я его купила в Финляндии, моя рубашечка. Мы когда пересматривали фильм в Выборге [1-08], Надя [Васильева] сидит, говорит: “Моя тарелочка! Она у меня еще на даче живая”. Тогда какая-то каша заваривалась, во всем чувствовалась правильная энергия». Письмиченко до сих пор уверена, что «наш-то» (то есть первый) «Брат» получился «менее агрессивным, более человечным», чем второй.
Знаменитый свитер [1-09] Данилы Васильева купила за 40 рублей на барахолке: «Помню, рылась на Удельной в таких больших чанах, вытащила его и была счастлива. Говорю: “Вот оно!” Из-за него и родился образ. Сначала Леша сомневался и говорил, что он больно какой-то такой – артистически красивый. Думал, свитер будет сразу выдавать, что Данила герой. А я говорю: “Давай его испортим болоньевой курткой”. И когда надели куртку, страшненькую, синюю, Леша сказал: “Во. Вот так вот”. А Сережа Бодров попросил: “Давайте хотя бы ботинки ему приличные, гриндерсы какие-нибудь или еще что-нибудь”. Я говорю: “Ага! С синенькими пятнышками”. А Леша: “Слушай, с какими синенькими пятнышками? Это