не станет таким, как раньше. Если Мэй хотя бы слушала, что говорит врач, то Ральф искренне считал: все заявления Мура о тяжелом положении больного – чистой воды шарлатанство. Брат даже высказывал это напрямую Альфонсо, обещая, что скоро покажет его настоящим врачам. Это имело свои негативные последствия. Несмотря на все просьбы Мура, Ральф подбадривал и подначивал Альфонсо, чем лишь дополнительно усугублял его состояние. Доктор заметил, что после разговоров с братом Аль становится более злым, жестоким и неуправляемым. Впрочем, Ральф, конечно, хотел как лучше.
В конце концов доктор стабилизировал Аль Капоне, восстановив его когнитивные способности примерно до возраста 14 лет. Но Муру хватило года наблюдений, чтобы четко заявить семье: дальнейшего улучшения в состоянии Альфонсо не будет. Никогда. Что бы там ни сулили те самые «настоящие врачи», обещавшие полное исцеление от последствий нейросифилиса. Особенно важно, чтобы Капоне как можно меньше контактировал с незнакомцами, поскольку они провоцировали у него вспышки агрессии.
Когда в конце марта Аль Капоне покидал Балтимор, согласно врачебному заключению он был «глупым, ребячливым и умственно отсталым». Тем не менее это был тот самый долгожданный муж, которого Мэй мечтала забрать домой на Палм-Айленд. Она, конечно, внимательно слушала все, что говорил ей доктор Мур, и следовала всем его указаниям. Но в глубине души Мэй, подобно Ральфу, тоже не желала в полной мере смиряться с диагнозом супруга. Впрочем, эта умная и сильная женщина в конце концов приняла Альфонсо и его судьбу такими, каковы они есть. Ей больше ничего не оставалось, ведь она искренне любила мужа. Доктор Мур сказал: самое лучшее, что она может сделать для Альфонсо, – исполнять все медицинские рекомендации и создать вокруг него комфортную и тихую среду, где не будет незнакомых лиц. Оптимальным исходом, на который может рассчитывать семья Аль Капоне с его болезнью, станет лишний десяток лет в относительном физическом здравии. Это – максимум того, что она может сделать.
Если Мэй постепенно, скрепя сердце признала реальность, Ральф по-прежнему отказывался прислушиваться к доводам врачей. За то время, пока его брат сидел, Ральф, освободившись, открыл несколько предприятий на крайнем севере Висконсина, в том числе придорожный бар в Мерсере под названием Billy’s Hotel and Bar и частенько мотался в Чикаго, чтобы пересечься с членами аутфита. Однажды он предложил Альфонсо отправиться с ним в Мерсер, чем вызвал у брата одну из худших вспышек болезни. Аль Капоне по-настоящему разъярился и был уверен, что скоро вернется в Чикаго и снова будет строить бизнес. Но, как понимали все, кроме Ральфа, сделать это в действительности он не мог.
После долгих бесед с Муром компромисс все-таки оказался найден. Альфонсо никуда не поедет, он останется в Палм-Айленде. А если Ральф так хочет, чтобы брат участвовал в семейном бизнесе, то пусть купит ему кусок земли, на котором Аль будет выращивать цветы и овощи – это его успокаивало.
Приобретать участок для Аля и Мэй, все средства существования которой состояли из ежемесячно присылаемых из Чикаго 600 долларов, Ральф в итоге не стал. Великий преступный босс так и не сделался мирным фермером. Мэй ничего не оставалось, кроме как гулять с мужем вокруг дома по безлюдным скверикам, напоминая Альфонсо названия растений, которые он постоянно забывал, но очень любил перебирать в руках.
К марту 1941 года благодаря заботам жены и сравнительно комфортному образу жизни Аль стал спокойнее, а периоды просветлений сделались дольше. Со стороны он выглядел как здоровый человек – в том числе снова набрал свой вес, потерянный за годы заключения в Алькатрасе. Окружающие сделали все возможное, чтобы уберечь Альфонсо от ситуаций, в которых он мог столкнуться с неприятными событиями. Иногда они брали его в кино, которое он всегда любил, или в ресторан с понимающими официантами, где их сажали за отдельный столик. Аль занимался садоводством, купался в своем роскошном бассейне и ловил рыбу в конце причала.
Жила чета Капоне очень скромно: Мэй приходилось самой заниматься домашним хозяйством – денег на служанку у нее не было. Впрочем, даже если бы эти средства имелись, она бы трижды подумала, стоит ли приглашать в дом постороннего человека? По-настоящему доверять они с мужем могли только узкому кругу близких друзей.
Репортеры по-прежнему стояли лагерем вокруг ворот дома в надежде что-то выведать. И конечно, продолжали изобретать все новые байки. Одна, например, ставшая очень известной, заключалась в том, что якобы грозный Капоне нередко сидел в халате с удочкой у бассейна, ловя несуществующую рыбу. Другие уверяли: нет-нет, Альфонсо снова встал во главе Чикагского аутфита и просто придуривается.
Этот последний слух так и не смогло подтвердить ФБР. Бюро никогда не переставало наблюдать за Капоне и составлять подробные отчеты обо всем, включая его семейную жизнь, вплоть до последних дней Альфонсо. Агенты, наблюдавшие за домом, писали о «чрезвычайно тесной связи» между родителями, их сыном и его женой, а также их внучками: «Известно, что одним из первостепенных интересов в нынешней жизни Аль Капоне является благополучие семьи. Двое детей Альберта, которым он постоянно покупает подарки. Это чувство, конечно же, в равной степени разделяет и Мэй». Далее в служебной записке говорилось, что жена Сонни ждет еще одного ребенка, и Мэй иногда помогает ей деньгами, поскольку Сонни мало зарабатывает. Кроме того, согласно этим наблюдениям, Аль выходил из дома каждый день, иногда «за покупками», но чаще всего они ездили в гости к Сонни.
Хотя такого рода слежка была достаточно безобидной, правительство все еще активно преследовало Аля за неуплату налогов. В 1941 году адвокат семьи Эйб Тейтельбаум написал семейному доктору Филлипсу письмо с просьбой подтвердить, что психическое состояние его клиента не позволяет ему присутствовать на судебном заседании в Чикаго. В рамках последнего должны были слушаться вопросы, касающиеся «помощи в исполнении судебного решения о деньгах». Филлипс передал решение доктору Муру, заявив, что тот является официальным наблюдающим и лечащим врачом Аль Капоне. Доктор Мур необходимое письмо написал, и Тейтельбауму не пришлось вести Альфонсо в зал суда. На самом процессе не произошло ничего нового: активов для ареста у Капоне по-прежнему не было, а его задолженность по налогам осталась неуплаченной.
Как верно подметил агент слежки, в доме Капоне царила настоящая идиллия. Неподалеку от Палм-Айленда жили сестра Мэй Мюриэль и ее муж Луи Кларк. Все родственники помогали друг другу и были очень дружной большой семьей. Сонни счастливо женился на своей однокласснице по имени Диана. Свадьбу назначили на 30 декабря 1941 года – в тот же день, когда сочетались браком родители Сонни.
