по 6–8 часов подряд. Конечно, нервы периодически не выдерживали: то я брал на себя роль великого уравнителя и примирителя всех и вся; то в мою сторону нужно было направлять огнетушитель. Особенно выбивало почву из-под ног, когда ты все эти часы оттачиваешь роль, но в итоге режиссёр тебе говорит, что всё плохо. Спасибо за то, что было и объяснение причин, почему плохо; были и рекомендации, что можно попробовать исправить. Но периодически руки опускались от чувства собственной посредственности. Отговорки в духе «Это только третий курс, впереди ещё много времени на работу над ошибками» меня не устраивали. Я стискивал зубы и продолжал репетировать.
Были недовольны некоторые студенты старшего курса, так как мы вот так внепланово стали занимать сцену и цеха института. Поначалу и мои одногруппники с долей недоверия относились ко всей этой затее. А некоторых к тому же ещё и отрывали от работы над их педагогическими отрывками, чтобы сыграть не самые главные роли в нашем «Пигмалионе».
Но уже на предпоказе «Мой прекрасный Пигмалион», который делался без миманса (ансамбля артистов балета и массовых сцен) многие поняли, что спектакль будет стоящим внимания. И ребята искренне захотели стать причастными к процессу сотворения.
Хотя потом были и слёзы, и жалобы на усталость абсолютно у всех, но это – естественный процесс при новой постановке. Я мог понять ребят. Потому что лично я со сцены что на репетициях, что, соответственно, в самом спектакле почти не сходил. А некоторым из моих однокурсников приходилось сидеть между разными своими сценами в долгом и мучительном ожидании. Ожидание действительно утомляет сильнее, чем беспрерывный репетиционный процесс.
Да, я тогда существовал на жёстком стрессе и похудел аж до 65 кг, потому что мог позавтракать, убежать на репетицию и дальше съесть только какой-нибудь батончик в течение дня. При моём росте в 183 см я снова стал напоминать Капитана Америку до превращения. Но каждый потерянный килограмм и каждая пролитая капля пота того стоили!
Потому что, когда настал день Х – день показа, когда собралась вся кафедра, некоторые представители которой не верили в успех постановки, это был разрыв. Мы сорвали шквал аплодисментов, и ещё долго у меня в ушах стояли крики зрителей «Браво!» и «Бис!»
После показа дипломного спектакля педагоги кафедры всегда отправляются в аудиторию, чтобы всё обсудить и вынести какое-то итоговое заключение. Но в нашем случае произошло небывалое: мало кто смог что-то сказать. Ряд педагогов, кто работал с нашим курсом, сказали свои тёплые слова в адрес спектакля и нашей работы. Но в остальном – отсутствие многословной обратной связи. А из критических замечаний было только одно – девочка из миманса не попала в такт вальса.
Наша Анна Леонардовна выразилась в духе: «Успех был слишком оглушительным, чтобы выдать хоть какой-то комментарий».
Спектакль, конечно же, приняли. И мы продолжили его играть в течение третьего и четвёртого курсов и даже больше – после выпуска мы играем «Мой прекрасный Пигмалион» уже четвёртый сезон подряд на нашей любимой и родной большой сцене учебного театра института имени Бориса Щукина.
Оставлю за рамками повествования историю о том, как я добивался того, чтобы спектакль продолжил жить и после нашего выпуска. Просто скажу, что я не мог поступить иначе. Я снова очень захотел дать продолжение жизни проекту, в который вложил много своих сил и своей души.
Мы тратили десятки часов на переработку текстов Бернарда Шоу и музыки Фредерика Лоу (он поставил знаменитый мюзикл по этой пьесе). У Шоу было очень много текста, у Лоу в сравнении – просто крохи. Всё это мы перерабатывали, чтобы получилась и цельная история, и не затянутый спектакль.
Концовка всего спектакля – это наша совместная с Полиной Рафеевой и педагогами оптимистическая придумка, которой не было ни в фильмах, ни в мюзикле.
Было очень много проб, предложений и поисков, что в очередной раз напоминает мне – всё стоящее в этой жизни даётся сразу и не всё случается быстро. Хотя навстречу своим целям определённо нужно идти, а не просто ждать у моря погоды. А иногда начинать своё путешествие нужно чуть раньше остальных, чтобы не бежать вперёд сломя голову, а постепенно набирать обороты. Этот урок нам преподала наш мастер Анна Леонардовна на практике.
В театральных институтах обычно на четвёртом курсе вкупе с показами дипломных спектаклей начинаются и показы студентов в разных театрах. Иногда к этому делу подключаются мастера курса, но чаще студенты ещё и самостоятельно обзванивают театры, чтобы прийти на показ и прослушивание.
Если есть возможности, то на наши спектакли приглашают художественных руководителей, директоров и режиссёров из разных театров. Случается, что приходят и маститые артисты, чтобы познакомиться с работами подрастающего поколения.
И вот Анна Леонардовна начала работу над нашим профессиональным продвижением и трудоустройством заранее – с 3-го курса. Поэтому уже на третьем курсе у меня получилось пройти показ перед представителями театра оперетты. После выступления я получил комментарий: «Выглядит прекрасно. Звучит – тембрально как тенор, но не чистый тенор. Не дотягивает верхние ноты. Если не сможет перейти в тенора, то не будет нужен никому». На этом всё.
Я тогда подумал: «Ну, показался и показался. Хороший опыт, полезная обратная связь. Есть над чем работать».
Но незадолго после этого прослушивания я выступал с вокальным номером на дне рождения института. На этом мероприятии присутствовало много уважаемых гостей, одним из которых оказался Герард Вячеславович Васильев – народный артист РСФСР и известнейший артист жанра оперетты. Если вы были не в курсе, то жму руку: я, к своему стыду, на тот момент тоже не знал всех регалий Герарда Вячеславовича.
С самого первого курса в «Щуке» я считал, что довольно неплохо пою. В подтверждение этого часто получал обратную связь от педагогов института. Но объективно это было вовсе не так. И вот Герард Вячеславович сам подошёл к нашей Анне Леонардовне и сказал: «Мне этот парнишка понравился. Могу с ним бесплатно позаниматься». Вот так я и попал в московский театр оперетты.
Я начал ходить к Герарду Вячеславовичу один или два раза в неделю, начиная с самой осени третьего курса. Помимо всего о голосе и оперетте он делился со мной не менее ценными знаниями о жизни. И тот пример, который он показывал мне и на занятиях, и в совместной работе на сцене и за кулисами, был для меня даже более полезным, чем постановка голоса. Когда я увидел современных артистов оперетты, а потом – Герарда Вячеславовича, то сразу понял: «Вот он –